Как любить ребенка

В интернате может укорениться террор злых сил, отравляя атмосферу, ширя моральные эпидемии, калеча и опустошая. В этой атмосфере лжи, принуждения, укрывательств, гнета, насилия, тайных расправ, ложных доносов, страха и молчания, – в атмосфере, насыщенной миазмами морального гниения, вспыхивают эпидемии онанизма и уголовных преступлений.

Воспитатель , попав в подобную клоаку, бежит прочь, а если не может убежать, обо всем утаивает. Дети быстро подметят, что надзиратель скрывает от начальства – что те ребята, кого похвалили, пользуются у него симпатией, а те, из-за кого пришлось выслушать замечание, ему антипатичны.

Между надзирателем и детьми заключается немое соглашение: будем делать вид, что все превосходно, а случись «что-нибудь такое» – скроем.

И до главного руководителя в его укромной канцелярии уже доходит немногое, за стены же учреждения не выходит ничего. Дети совершают ряд недозволенных, заслуживающих наказания поступков, а он по недомыслию или по преступной небрежности все покрывает. Может, поэтому-то интернатские дети такие неразговорчивые и отвечают охотно лишь на самые банальные вопросы: «Тебе хорошо здесь? А ты послушный?» – и молчат, когда могут «засыпаться». Может, поэтому-то на интернате лежит печать каких-то дурных тайн, и разговор с ребенком, который то и дело переглядывается с воспитателем , стесняет и неприятен? В третьей части этой книги я расскажу, как при организации Дома Сирот мы обеспечили себе детскую помощь, не опасаясь каких-либо дурных последствий, потому что ввели гласность.

Любимцы

Будни с их хлопотами и возней имеют своих «удобных» и «неудобных» детей; дни торжественных ярмарок, дни показов – своих.

Для воспитателя, который ведет уроки пения, таким «удобным» будет ребенок с самым звонким голосом; для воспитателя – преподавателя гимнастики – самый ловкий гимнаст. Первый думает о показательном хоре, второй – о публичном состязании.

Дети способные, воспитанные, смелые принимают гостей во время парадного визита, выставляя в выгодном свете учреждение, хорошо свидетельствуя о воспитателе. Миловидный ребенок преподнесет букет достойной особе.

Разве воспитатель может не быть им за это благодарным? Но что из того, что ребенок спел, сыграл на скрипке, ловко провел свою роль в комической пьеске? Это не его заслуга. И, полный укоров совести, честный воспитатель старается подавить приятное волнение.

Правильно ли это? И может ли притворное равнодушие обмануть ребенка, а если обманет, то не обидит ли?

Для ребенка это важный, торжественный, памятный день; немного ошеломленный, а больше всего испуганный присутствием многочисленных сановников и вообще посторонних, ребенок подбежит к тому, кто ему близок, потому что ценит прежде всего его похвалу, ждет ее, имеет на то право…

Не позволяй им зазнаваться, но отличить их ты должен…

А что тогда будет с положением о безусловном равенстве всех детей? Но это положение – ложь.

У воспитателя-практика всегда есть дети, которые вызывают в нем приятное чувство, вознаграждая за потраченный труд, – дети воскресных дней его души, – он любит их независимо от подлинной их цены и пользы, которую они приносят.

Славные, потому что миловидные; славные, потому что ясноглазые, веселые, подвижные, улыбающиеся; славные, потому что тихие, серьезные, сосредоточенные, хмурые; славные, потому что маленькие, беспомощные, отвлекающиеся; славные, потому что критически настроенные, смелые, склонные к бунту.

В зависимости от духовного облика и идеалов воспитателя разным воспитателям близки и дороги разные дети.

Один импонирует своей энергией, другой трогает добродушием, третий будит воспоминания о твоем собственном детстве, четвертый вызывает искреннее беспокойство за его судьбу, в пятом боишься его порыва ввысь, в шестом – пугливой покорности. А среди всех этих многочисленных славных ребят ты любишь одного как самое близкое существо, кому желаешь всего самого лучшего, чьи слезы причиняют самую сильную боль, чьего расположения стремишься добиться и кем не хотел бы быть забытым. Как это случилось, когда? Ты не знаешь. Чувство пришло внезапно, без всякого повода, неожиданно, как любовь.

Не скрывай: тебя выдадут улыбка, голос, взгляд.

А остальные дети? Не бойся, они не обидятся: и у них есть любимцы.