Как любить ребенка (часть 1)

И вот мы смеемся, кода шестилетний мальчик отдает девочке половину пирожного; смеемся, когда девочка буйно краснеет в ответ па поклон соученика. Смеемся, поймав школьника на том, что он любуется ее фотографией; смеемся, что она вскочила с места.

Но недовольно морщимся, когда он и она как-то слишком тихо играют или, меряясь силой, запыхавшись, валятся на землю. Но сердимся, когда любовь дочки или сына не совпадает с нашими намерениями относительно них.

Мы смеемся, потому что далеко хмуримся, потому что приближается, возмущаемся, когда путает наши расчеты. Мы раним детей насмешками и подозрением, мы порочим чувство, не приносящее доход.

И вот они прячутся, но любят.

Он любит ее, потому что она не такая дура, как все, потому что веселая, потому что не ругается, потому что носит распущенные волосы, потому что у нее нет отца, потому что она очень симпатичная, не такая, как все.

Она любит его, потому что он не такой, как все эти мальчишки, потому что не болван, потому что смешной, потому что у него глаза сияют, потому что у него красивое имя, потому что какой-то очень симпатичный.

Скрываются и любят.

Он любит ее, потому что она похожа на ангела на иконе в боковом алтаре, потому что она чистая, а он специально ходил на одну улицу, чтобы увидеть «ту самую» у ворот.

Она любит его, потому что он согласился бы пожениться при условии никогда-никогда не раздеваться в одной комнате. Он бы ее два раза в год целовал бы в руку, а один раз — по-настоящему.

Они узнают все чувства любви, кроме одного, грубое подозрение которого звучит в жестоком:

«Вместо того, чтобы романы крутить, лучше бы… Чем себе голову любовью забивать, лучше бы…»

Почему они выследили и травят их?

Разве это плохо, что он любит? Даже не любит, а просто очень она ему нравится. Больше, чем родители? Может, это как раз и грешно?

А если бы кто-нибудь из них должен был бы умереть? Боже, ведь я прошу здоровья для всех.

Любовь в период созревания не является чем-то новым, испытываемым впервые. Одни любят еще будучи детьми, другие, еще будучи детьми, уже смеются над любовью.

— Ты с ней гуляешь, она тебе уже показала?

И мальчик, желая доказать, что с ней не гуляет, нарочно подставляет ей подножку или грубо тянет за косу.

Выбивая из головы преждевременную любовь, не вбиваем ли мы преждевременную развращенность?

108

Период созревания. Как будто все предыдущие не были постепенным созреванием, иногда более медленным, иногда более быстрым. Присмотритесь к кривой веса — и вы поймете усталость, неловкость, лень, полусонную меланхоличность, полутона, бледность, сонливость, безволие, капризность, нерешительность характерные черты этого возраста, назовем его возрастом «большого неравновесия», чтобы отличить от прежних периодов жизни ребенка.

Рост это работа, тяжелая работа организма, а условия жизни не жертвуют ей ни единым часом учебы, ни единым рабочим днем на заводе. Как часто этот процесс протекает в состоянии, близком к болезни, потому что преждевременный, потому что слишком неподготовленный, потому что с отклонениями от нормы.

Первая менструация для девочки — трагедия, ее заранее научили бояться вида крови. Развитие груди смущает ее, потому что ее приучили стыдиться своего пола, а грудь демаскирует ее, все будут видеть в ней девочку.

Мальчик, который физиологически переживает то же самое, психически реагирует иначе. Он с нетерпением ждет появления первых признаков усов, потому что ему это импонирует, много обещает, и если он стыдится ломающегося голоса и обветренных рук, то это значит, что он просто еще не готов, что ему нужно немного подождать. Замечали ли вы, с какой завистью и неприязнью относятся бедные девочки к привилегиям мальчиков? Раньше, когда ее наказывали, она чувствовала хотя бы тень вины, а тут — разве она виновата, что не мальчик?

Девочки раньше начинают преображаться и щеголять своей единственной привилегией.

— Я уже почти взрослая, а ты все еще сопляк. Через три года я смогу выйти замуж, а ты все еще будешь корпеть над книжкой.

Милый товарищ вчерашних игр отвечает пренебрежительной усмешкой:

— Выйдешь замуж? Подумаешь. Я свое и не женясь возьму.

Она раньше созревает для любви, он — для интрижки; она для супружества, он для борделя, она для материнства, он — для совокупления: «наподобие мух, как говорит Куприн, которые на секунду сцепились на оконной раме, а потом с глуповатым удивлением поскребли себя лапками по шее и разлетелись навеки».

Давнишняя искусственная неприязнь двух полов приобретает теперь новую окраску, чтобы спустя некоторое время вновь сменит обличье, когда она ускользает, а он на нее охотится, чтобы, в конце концов, укрепиться во враждебном отношении к супруге, которая для него бремя, она лишает его привилегией, приобретая их сама.

109

Роковую окраску приобретает давнишняя утаиваемая неприязнь к взрослому окружению.