Как Кузька хотел взрослым стать

— Может, Баба Яга поможет? — заглядывает ему в глаза Юлька. — Она хоть и коварная, но немножечко волшебница. Всякие травы шобирает, зелья варит.

— Вот неразумеха! — всплескивает руками домовенок. — Яга ведь вредина, каких свет не видывал. Нарочно мне зелье какое-нибудь неправильное подсунет. И стану я не взрослым, а совсем грудным, негодным ни на что домовеночком. И жди опять семь веков, пока не вырастешь!

— А вдруг поможет? — не соглашается Юлька. — А ешли она и впрямь тебя во что-нибудь неправильное превратит, то я тебя шпашу! Приду к ней в гошти и буду визжать, пока она из тебя обратно Кузеньку не шделает.

— Поможет ли? — сомневается домовенок.

— А давай попробуем, — предлагает шишига, — давай мне что-нибудь не разрешай, а я визжать начну. Шразу, как миленький, все на швете разрешишь!

Пробовать Кузька не захотел — и так знал. Но раз у тебя такие надежные друзья за спиной — ничего не страшно. И побежал Кузька к Бабе Яге.

 * * *

Бежит Кузька по лесной тропинке и только об одном беспокоится: как бы Яга в Доме плохого настроения не оказалась. Когда она в этом доме живет, то к ней не то что с просьбами идти, а вообще лучше на глаза не попадаться. Съест. Или нехорошими словами обругает.

Страшновато немного домовенку, да делать нечего. Не к кому ему со своей бедой обратиться. Можно было бы, конечно, Нафаню спросить или Вуколочку, да они вместе с другими взрослыми домовыми вниз по речке в соседнюю деревню на обмен опытом ушли. А Кузьку не взяли.

Опять взгрустнулось было домовенку: вот ведь несправедливость! И хозяйство он вроде хорошо ведет, и уважением пользуется, а опыт его никому не нужен. Мал еще.

— Ну, ничего. Вот вернутся взрослые домовые, а я сижу на крылечке, бородой землю мету. «Здравствуйте, дедушка, откуда к нам пожаловали?» — спросят домовые. А я ка-ак вскочу с крылечка, как запрыгаю, как закричу: «Это вовсе не дедушка незнакомый, это я, ваш Кузька!» Вот радость!

Совсем не думает домовенок, что, когда он будет взрослым дедушкой, нельзя ему прыгать и кричать, словно маленькому домовенку. Да и думать-то особенно некогда. Потому что густые заросли орешника вдруг ка-ак затрещат, ка-ак заколышатся!

Испугался Кузька, да виду не подал. Хотел он, как обычно, мускулами своими пригрозить, да вспомнил, что взрослые не так при виде опасности неведомой поступают. Поклонился он низко, до земли, и молвил:

— Не сердись, чудо неведомое. Ежели ты старый человек, то будь мне почтенным батюшкой. Если добрый молодец, то верным братцем. Если красна девица, то нежной сестрицей. А если ты детеныш какой-нибудь, то еще лучше. Играть вместе будем.

— Лучше сестрицей, — проскрипел из кустов противный голос.

Почесал Кузька в затылке — совсем не хочется ему нежную сестрицу с таким неприятным голосом иметь, да делать нечего.

Никто его за язык не тянул, сам напросился. Что поделаешь! Не так легко быть взрослым, как кажется.

— А ты щи варить умеешь? Курники печь? — спрашивает он.

— Все я умею, — грустно отвечает «сестрица», и выходит из кустов… избушка Бабы Яги! Та, в которой Яга в хорошем настроении живет.

— Опять поссорились? — догадывается домовенок.

Понимает он, что плохо дело. Если уж любимая избушка Яги от нее в кустах прячется, то маленькому домовенку Кузьке и подавно ей на глаза попадаться не следует.

— Совсем плохая Бабуся Ягуся, — всхлипывает избушка на курьих ножках, — раньше, когда у нее настроение портилось, просто уходила в Дом для плохого настроения и там лютовала в свое удовольствие. А теперь подговорила против меня тот дом и вместе гонялись за мной по всему лесу, шишками да поганками кидались, вслед плевались, голосами дикими пугали. Тому-то дому ничего, он и так страшный да ободранный, а у меня ставенька оторвалась, на одной петле болтается, да палец один о пенек зашибся. Хромаю теперь. Не помру?

— Не бойся, сестрица, от пальца не помрешь, — заверяет ее Кузька, — давай посмотрю.

— А ты умеешь? — опасается избушка.

— Да я шишигам этих пальцев столько вылечил, сколько дней в году у Яги плохое настроение бывает, — хвастается Кузька.

— Тогда лечи, — соглашается избушка, — только не больно, а то нечаянно ногой дрыгну, зашибу.

Нашел Кузька подорожник, поясок свой василькового цвета снял, примотал листик к больному пальчику избушки. Лист подорожника прохладный, а сок у него целебный, любые болячки в считанные минуты вылечить может.

— Не болит! Батюшки мои, дубы столетние, не болит! — прыгает на одном месте избушка. — Вот спасибо тебе, добрый молодец! Вот спасибо! А может, и ставеньку на место приладишь?

— Приладил бы, да некогда мне, надо хозяйку твою искать, — вздыхает Кузька, — дело у меня к ней наиважнейшей важности.

— Ой, не ходи к ней сейчас, домовенок, только хуже будет, — советует избушка, — лучше через недельку прибегай, когда она по пирогам да блинам соскучится. Я ее на славу накормлю, она подобреет, а тут — ты.

— Спасибо на добром слове, да мне сейчас надо. Ни минуточки ждать не могу.

— Ладно, — вздыхает избушка, — мигом домчу тебя до Дома для плохого настроения. Только близко подходить не буду, а то воронами закидают.