Как король Эльфхейма научился ненавидеть истории

– Ты почти очарователен, братишка. Я вижу, что ты изо всех сил пытаешься мне понравиться, и правильно делаешь. Ведь если бы не мое покровительство – ты бы уже прозябал в каком-нибудь из Нижних Дворов. В Фейриленде так много мест, где никому не нужный принц нашел бы лишь презрение и насмешки, и, поверь, ни одно из них не пришлось бы тебе по вкусу.

Кардан ничего не ответил, но в тот момент он впервые осознал, что какой бы ужасной ни была его жизнь до сих пор – дальше будет только хуже.

С тех пор как Дайн подставил Кардана, убив возлюбленного придворного сенешаля его стрелой; с тех пор как его мать отправили в Башню Забвения за преступление, которого он не совершал; с тех пор как Элдред отказался выслушать своего младшего сына и с позором отослал его из дворца – юный принц начал чувствовать себя пареньком из сказки Аслог. Словно его сердце было каменным.

– Я привез тебя в Холлоу-Холл, потому что ты один из немногих, кто видит истинную сущность Дайна, а значит, для меня ты ценный союзник, – продолжил Балекин. – И все же, ты – позор для всего королевского рода.

Ты будешь одеваться согласно своему статусу, так что забудь о тех грязных тряпках, к которым ты так привык. Ты прекратишь собирать объедки на кухне и воровать еду на пирах. Ты научишься сидеть за столом, используя столовые приборы как полагается. Ты в необходимой мере обучишься фехтованию и отправишься на занятия в дворцовую школу, где будешь делать все, что тебе скажут.

Кардан закусил губу. Один из слуг натянул на него синий дублет, а затем его волосы сильно обстригли и даже вычесали кисточку на конце его хвоста. Нельзя было не заметить, что его новая одежда была поношенной. С манжет свисали нитки, а ткань штанов выцвела и истончилась в районе колен. Но так как наряды никогда не заботили юного принца, он и теперь не придал этому особого значения.

– Все будет так, как ты пожелаешь, брат.

Балекин лениво улыбнулся.

– А теперь я покажу, что случится, если ты меня разочаруешь. Это Маргарет. Маргарет, подойди сюда.

Он указал на женщину с серебряными прядями.

Маргарет направилась к ним, но в ее походке было что-то странное, словно она спала на ходу.

– Что с ней такое? – спросил Кардан.

Балекин зевнул.

– Она околдована. Жертва собственной глупой сделки.

Кардан мало что знал о смертных. Некоторые из них были частью Верхнего Двора: музыканты, художники и любовники, которые мечтали соприкоснуться с магией, и, к сожалению для них самих, эта мечта воплотилась в реальность. А еще были эти смертные близнецы: девочки, украденные генералом Мадоком. Генерал относился к ним, как к родным дочерям: целовал их в макушку и покровительственно клал когтистые пальцы им на плечи.

– Люди совсем как мыши, – продолжил Балекин. – Они умирают, прежде чем успевают набраться ума. Почему бы им не служить нам? Так их короткие жизни приобретают хоть какой-то смысл.

Кардан посмотрел на Маргарет. Принца пугала пустота ее глаз, но еще больше его пугал кожаный ремешок, который она держала в руках.

– Она накажет тебя, – сказал Балекин. – Знаешь, почему?

– Уверен, что ты сейчас меня просветишь, – фыркнул Кардан. До этого момента он старался придерживать язык и теперь испытал облегчение от того, что можно было оставить это притворство. Ему плохо удавалось изображать покорность, тем более что она все равно не принесла ему никакой пользы.

– Потому что я не хочу марать руки, – объяснил Балекин. – Потому что терпеть побои от такого жалкого существа – это унизительно. И каждый раз, когда ты подумаешь о том, как отвратительны эти смертные с их рябой кожей, гниющими зубами и податливыми, ограниченными умами, – ты будешь вспоминать этот момент, когда ты пал еще ниже, чем они. И я хочу, чтобы в твоей памяти навсегда отпечаталось то, как безропотно ты подчинился моей воле. Иначе тебе придется забыть о Холлоу-Холле и моем покровительстве. Пришло время выбирать свое будущее, братишка.

Оказалось, что сердце Кардана все-таки не было каменным. Он снял рубашку, встал на колени и с трудом сдержал крик, когда на него обрушился первый удар. Сжав кулаки, он почувствовал, как его охватывает ненависть. Ненависть к Дайну, к отцу, ко всем братьям и сестрам, которые не согласились взять его к себе, и к тому единственному из них, кто все-таки принял его под опеку; к своей матери, которая плюнула ему под ноги, когда стражники уводили ее прочь, к глупым, мерзким смертным, ко всему Эльфхейму и всем его жителям. Эта яркая, обжигающая ненависть впервые подарила ему ощущение тепла. Она казалась такой приятной, что Кардан позволил ей поглотить себя без остатка.

Его сердце было вовсе не каменным, а огненным.