Как изгибали сталь

"младореформаторам" типа Гайдара или Явлинского, соревновавшимся в перестройке за 300 или 500 дней, не пришлось бы гордиться тем, что они в течение нескольких месяцев поставили Россию, извините за выражение, на уши.

В 1965 году в новой школе я вступил в автомобильный кружок. В кружке мы разрабатывали и строили микроавтомобили-карты.

Мотоциклетный движок на 125 кубиков, сварная рама из тонкостенных трубок, цапфы, поворотные рычаги из поршневых рычагов и прочее.

Большую часть деталей обрабатывали сами. Навыки работы с металлом остались на всю жизнь. На мою машину были нужны гнезда (можно сказать - круглые коробки, которые приваривались к раме) для подшипников задней оси. Отец пригласил знакомого токаря, посидели они за столом, поговорили о том, о том, о сем, водки выпили, закусили. Ну, - говорит токарь, - давай чертеж изделия. Даю я ему рабочий чертеж, эскиз с размерами. Да разве это чертеж, - говорит токарь, вас что в школе чертежи не учили чертить: фас, вид сверху, вид сбоку, рамочка, в табличке допуски, материал… Боже, какое зло меня взяло. Был бы в школе токарный станок по металлу, сам бы выточил. А тут пришел "спец" и вместо дела выкобениваться стал.

Говорю отцу: пап, ты кого привел? Кого ты водкой поил? Какой он спец, если даже не представляет, что это за деталь. Повернулся и ушел. Отец потом сказал - да, маху дал я с этим токарем. Пусть потом подойдет ко мне, попросит что-нибудь приварить… Я уж его заставлю рисовать чертеж стыка в фас, вид сверху и вид сбоку и вид с расстояния десяти километров. Ты смотри так со старшими больше не разговаривай. Есть у меня паренек, который сделает тебе гнезда, в учениках у меня ходит. И сделал паренек гнезда. Я потом дал ему прокатиться на карте. Сейчас этот паренек специалист высшей квалификации, который, как и мой отец, имеет личное клеймо как показатель высшего качества работы.

Нас с детства втягивали в экономическую жизнь страны. Каждый учебный год начинался уборочной кампанией. Убирали картофель или турнепс в пригородных колхозах. Труд совершенно бесплатный, на одном энтузиазме и осознании того, что делаем общественно-полезное дело.

Когда погода хорошая, и трудиться в поле приятно. А когда начинают идти дожди или снежок, то сразу почему-то хочется в школу, в теплый класс послушать какую-нибудь сложную теорему по геометрии или покрутить электрофорную машину в классе физики, пока наш классный руководитель разбирается с расписанием в учительской.

В 1967 году я окончил среднюю школу, будучи твердо уверенным в дальнейшей военной карьере. В этом не сомневались и мои родители, и преподаватели в школе. На всех вечерах по случаю годовщины образования ВЛКСМ школьная самодеятельность ставила сценку о юной комсомолке, попавшей в лапы к врагам (то к фашистам, то к белогвардейцам в зависимости от настроения школьного комитета

ВЛКСМ). И обязательно белогвардеец (фашист) должен тушить об ее руку горящую цигарку. Белогвардейцем (фашистом) в военной форме как всегда выступал я. Мне же персональным распоряжением директора единственному было позволено курить в стенах школы во время выступления. Форму брали в конвойной части. Сценка всегда проходила на "ура".

Еще в школе мне довелось прочитать роман Леонида Соболева

"Капитальный ремонт" о событиях на российском флоте в самый канун первой мировой войны и о судьбе юного гардемарина Юрия Левитина.

Гардемарин - дословный перевод - морской гвардеец, учащийся выпускного класса Морского корпуса, кандидат в офицеры. Книга написана очень интересно в стиле социалистического реализма с классовой подкладкой: драконы-офицеры и благородные революционные матросы. По прочтению книги путаница в голове была полнейшая. По своей классовой позиции, как сын рабочего, я должен был восхищаться революционной деятельностью матросов, не выполнявших боевые приказы и вредивших делу поддержания в боевой готовности линейного корабля

"Генералиссимус граф Суворов Рымникский", ненавидеть профессионала морской службы лейтенанта Николая Левитина и других офицеров линкора за то, что они не давали послаблений матросам в исполнении воинского долга. А выходило почему-то наоборот: симпатии были на стороне офицеров, не всех, конечно, но большинства.

Время прочтения книги по случайности своей совпало с выступлением на Балтике капитана третьего ранга Саблина, политработника, члена

КПСС, взявшего на себя командование сторожевым кораблем и обратившегося с воззванием о необходимости реформирования советского и партийного строя. Капитан Саблин был расстрелян. Так почему же я должен восхищаться саботажем революционных матросов и негодовать по поводу капитана Саблина. Почему я в шестидесятые годы должен восхищаться советскими морскими офицерами, которые, как и "драконы" царского линкора, живут в отдельных каютах и питаются в кают-компании. А это оттого, что на царском линкоре матросы были наши, а офицеры - не наши. А на наших кораблях - и офицеры, и матросы - все наши.