Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности

«Ничто не вечно под луною» — так, достаточно тривиально, надо признать, рассуждали стоики. Памятуя Гераклита, они не льстили себе иллюзией стабильности, ибо «все течет, все изменяется». Поэтому рано или поздно, так или иначе, все, что есть у тебя, будет отнято. Богатство может иссякнуть, а если ты и сохранишь его до глубокой своей старости, то на тот свет все равно не утащишь. Слава — та вообще преходяща. Здоровье будет отниматься у тебя по малой толике — болезнями и старостью, а потом и вовсе отнимется. Так или иначе, рано или поздно, но нам придется расстаться со всем, что мы весьма ошибочно считаем своей собственностью. Единственное, что всегда останется с нами, — это мы сами. Но именно эту часть своего богатства, это свое истинное достояние мы и не замечаем, полагая, что все наше добро — это деньги и другие материальные ценности, недвижимость, слава, здоровье и т.п. Ошибка! Все это может быть отнято, а потому дорого не стоит, и лучше уж отказаться от всего этого заблаговременно, нежели впадать по поводу подобных утрат в печаль и отчаяние. Однако же «нормальный» человек выбирает пестование утрат и отказывается от своей жизни, от возможности жить.

Боже, дай нам благоразумие спокойно принять то, что мы не можем изменить; мужество, чтобы изменить то, что можем; и мудрости, чтобы отличить одно от другого.

Рейнхольд Нибур

История Стильпона — философа-стоика — весьма в этом смысле иллюстративна. Ему удалось спастись от пожара, опустошившего его родной город. Но в огне погибли его жена, дети и все его имущество. Встретив Стильпона и не прочитав на его лице, несмотря на столь ужасные бедствия, ни испуга, ни потрясения, македонский царь Деметрий задал ему вопрос: «Неужели же ты и впрямь не потерпел никакого убытка?!» «Благодарение богам, ничего своего я не потерял», — ответил ему Стильпон. Он называет в этом случае «своим» то, что безраздельно принадлежит только ему, т.е. свою собственную жизнь. Все остальное, кроме нашей собственной жизни, отнюдь не является и не может быть нашим. Притязание же на то, что не является нашим, есть очевидное прегрешение. А проклятия, брошенные Богу: «Как Ты мог?! Почему я?!» — и вовсе чистой воды безумие.

Да, Стильпон кажется черствым и жестоким, но разве если бы он плакал, кто-то воскрес из пожара, и если бы он корил судьбу, разве она прислушалась бы к его обвинениям? Жизнь продолжается, и думать нужно о живых, а всякие требования ущербны по своей сути. Мы же любим думать о покойниках — о том, что мы не так сделали, что им не так сказали, чего не успели и т.п. Тем временем мы допускаем те же самые ошибки в отношении ныне живущих, когда же уйдут и они, то настанет, наконец, и их черед, но, как всегда, будет поздно. Отказ, о котором говорят стоики, есть отказ психологический, это не отстранение от предмета, но устранение притязаний, именно в этом ракурсе и следует понимать их основной принцип. Откажитесь от того, что вы имеете, прежде, чем это будет у вас отнято, тогда вы избежите страдания — таков завет стоиков. Стоики учат нас самому простому рецепту мужества, впрочем, во всем этом скрыт и еще один, очень глубокий смысл.

Не требуй, чтобы свершающееся свершилось по твоей воле, но желай, чтобы свершающееся свершилось так, как оно свершается, и проживешь ты счастливо.

Эпиктет

Вспомним уже знакомого нам Эпиктета. Значительную часть своей жизни он был рабом. Однажды, чем-то не угодив своему хозяину, он навлек на себя его гнев. Вздорный человек стал бить его, а потом повалил наземь. Эпиктет упал ничком, и хозяин принялся выкручивать ему ногу. Эпиктет не сопротивлялся, в какой-то момент он поднял голову и произнес: «Ты ее сломаешь». Хозяин не внял предупреждению, и через какое-то мгновение нога Эпиктета в его руках хрустнула и сломалась. «Ну, я же тебя предупреждал», — спокойно сообщил ему Эпиктет, подняв свою голову во второй раз. Конечно, Эпиктет потерпел утрату, но он и не притязал на свою ногу, что было бы в высшей степени глупо и безрассудно. Это, разумеется, не означает, что не нужно пользоваться своими ногами, пока они у тебя есть (чем Эпиктет, безусловно, и занимался), однако же следует ли страдать после того, как их не станет?