Как я воевал с Россией

Поистине поразительно, что это публичное и недвусмысленное заявление одной из величайших заинтересованных держав не оказало влияния на переговоры Чемберлена или на поведение Франции в данном кризисе. Мне приходилось слышать утверждения, что в силу географических условий Россия не имела возможности послать войска в Чехословакию и что помощь России в случае войны была бы ограничена скромной поддержкой с воздуха. Согласие Румынии, а также в меньшей степени Венгрии на пропуск русских войск через их территорию было, конечно, необходимо. Такого согласия вполне можно было бы добиться, по крайней мере, от Румынии, как указывал мне Майский, с помощью нажима и гарантий великого союза под эгидой Лиги Наций. Из России в Чехословакию через Карпаты вели две железные дороги: северная, от Черновцов, через Буковину, и южная, по венгерской территории, через Дебрецен. Одни эти железные дороги, которые проходят далеко от Бухареста и Будапешта, вполне могли бы обеспечить снабжение русской армии в 30 дивизий.

В качестве фактора сохранения мира эти возможности оказали бы серьезное сдерживающее влияние на Гитлера и почти наверняка привели бы к гораздо более серьезным событиям в случае войны. Вместо этого все время подчеркивалось двуличие Советского Союза и его вероломство. Советские предложения фактически игнорировали. Эти предложения не были использованы для влияния на Гитлера, к ним отнеслись с равнодушием, чтобы не сказать с презрением, которое запомнилось Сталину.

События шли своим чередом так, как будто Советской России не существовало. Впоследствии мы дорого поплатились за это.

* * *

Униженное англо-французскими предложениями чешское правительство вышло в отставку. Было создано беспартийное правительство во главе с генералом Сыровы, который во время Первой мировой войны командовал чешскими легионами в Сибири. 22 сентября президент Бенеш обратился по радио к чешскому народу с исполненным достоинства призывом к спокойствию. В то самое время, когда Бенеш готовился к выступлению, Чемберлен летел на второе свидание с Гитлером, на этот раз в Годесберге, в Рейнской области. Английский премьер-министр вез с собой как основу для окончательных переговоров с фюрером детальные англо-французские предложения, принятые чешским правительством. Он встретился с Гитлером в том самом отеле в Годесберге, откуда Гитлер поспешно выехал четырьмя годами раньше, чтобы расправиться с Ремом. С самого начала Чемберлен понял, что ему приходится иметь дело с тем, что он назвал «совершенно неожиданной ситуацией». По возвращении он так рассказал палате общин об этой сцене:

«Я надеялся, что по возвращении в Годесберг мне нужно будет лишь спокойно обсудить с ним привезенные мной предложения. Я был глубоко потрясен, когда в начале беседы мне сказали, что эти предложения неприемлемы и что они будут заменены такими новыми предложениями, каких я вовсе не имел в виду…»

Переговоры были прерваны до следующего дня. Все утро 23 сентября Чемберлен прошагал по балкону отеля. После завтрака он послал Гитлеру письмо, заявив о готовности передать новые германские предложения чешскому правительству, но указав на ряд серьезных затруднений. Ответ, присланный Гитлером во второй половине Дня, мало свидетельствовал о намерении уступить. Чемберлен попросил, чтобы при заключительном свидании вечером ему вручили официальный меморандум с приложением карт. Чехи проводили мобилизацию, и правительства Англии и Франции официально сообщили своим представителям в Праге, что они не могут дальше брать на себя ответственность советовать чехам отменить мобилизацию. В 10 часов 30 минут вечера Чемберлен снова встретился с Гитлером. Предоставим лучше слово самому Чемберлену:

«Меморандум и карта были вручены мне при последнем свидании с канцлером, которое началось в половине одиннадцатого и продолжалось до глубокой ночи. Впервые в меморандуме был указан определенный срок. Ввиду этого я говорил в данном случае очень откровенно. Я подчеркнул со всей возможной решительностью весь риск, сопряженный с настойчивым требованием подобных условий, а также страшные последствия войны в случае ее возникновения. Я заявил, что язык и тон этих документов, которые я назвал скорее ультиматумом, чем меморандумом, глубоко шокируют общественное мнение в нейтральных странах. Я горько упрекнул канцлера за то, что он никак не откликнулся на мои усилия по сохранению мира.

Я должен добавить, что Гитлер подтвердил со всей серьезностью сказанное им мне в Берхтесгадене, а именно, что это последнее его территориальное притязание в Европе и что у него нет желания включать в рейх народы других рас, кроме германской».