Многие неравнодушные семьи предлагали нам переехать к ним в отсутствии тети Пенн. Но было ясно, что они не хотят этого, даже если бы мы согласились. Иногда, когда они слышали наш вежливый отказ, по их лицу пробегало такое заметное облегчение, что мы не могли не почувствовать себя немного уязвленными.
С каждым днем одни паниковали все больше, а другие мрачнели, цокали языками и говорили, Как Это Ужасно. Но вдали от них нам было очень весело, и мы смеялись по пути к дому. Отчасти, чтобы подбодрить, Пайпер, но отчасти потому, что это все еще выглядело как приключение. Война войной, но солнце продолжало светить, и нам нравились наши прогулки.
Мне отчаянно хотелось рассказать Лии обо всем этом и о том, как здорово жить без взрослых, когда никто постоянно не указывает тебе, что делать. Я, конечно, не говорила об этом вслух, но подумайте сами. Все вокруг с печальным видом говорили, как ужасно, что все эти люди погибли и что же теперь будет с демократией и с Будущим Нашей Великой Нации. Но то, что мы, дети, не говорили вслух, было: НАМ НЕТ ДО ЭТОГО ДЕЛА. Большинство погибших были либо также стары, как наши родители, так что они уже пожили в свое удовольствие, либо они работали в банке, а значит, были невыносимо скучны, либо это был еще кто-нибудь, кого мы не знали.
Осберт и его друзья со школы мечтали жить в Лондоне и быть шпионами, чтобы проникать в логово врага и добывать информацию.
В тот день я нашла Эдмунда в дальнем сарае, где он кормил животных. Потом он стал доить коз, а я играла с Динг. Динг был забавный, как щенок. Он легонько бодал меня своими рожками, пока я не начала гладить его между ушами. Тогда он закрыл глаза и стоял, как в трансе, все больше и больше наваливаясь на меня, и если я отступала назад, он падал.
Мы отнесли молоко в дом. Начался дождь, и мы с Эдмундом поднялись в мою комнату. Он курил, мы сидели и болтали обо всем на свете. Он засыпал меня вопросами, которые обычно бесили меня, например, почему я так мало ем.
Но на него я почему-то не рассердилась, а просто рассказала, что сначала я перестала, есть, потому что боялась, что моя мачеха хочет отравить меня. Ее это ужасно злило. А потом мне понравилось испытывать чувство голода и то, что всех вокруг это сводит с ума, а папе стоит целого состояния. И просто у меня хорошо получалось голодать.
Он не смотрел на меня, пока я рассказывала, а затем откинулся на спину и прижал свое колено к моему. Я опять почувствовала то, что не положено чувствовать к своим кузенам.
— Ты когда-нибудь думала о смерти? — вдруг спросил он.
— Да, всегда, но обычно представляя, как остальные винят в ней себя, — ответила я.
Он ничего не ответил, но много позже, когда я прокручивала этот разговор в голове, я поняла, что так и не задала ему тот же вопрос.
Мы долго молчали, слушая, как дождь барабанит в окно. Я чувствовала его колено, прижимавшееся к моему, и странное чувство металось между нами, как случайно залетевшая в комнату птица. Это чувство, недавно только зародившееся, сейчас было таким сильным, что у меня закружилась голова. Поначалу мы убеждали себя, что это родственная любовь и все такое, что обычно повторяешь в уме, когда пытаешься себя обмануть.
Через некоторое время я решилась подумать про себя одну вещь, очень-очень тихо. Целую вечность ничего не происходило, Эдмунд просто лежал с закрытыми глазами. Я почувствовала одновременно разочарование и облегчение, но когда я начала думать о чем-то другом, Эдмунд приподнялся на локте, с легкой улыбкой посмотрел на меня и очень мягко и нежно поцеловал в губы... Потом поцеловал еще раз, уже не так мягко.
Телом, умом и каждой своей клеточкой я почувствовала, как я изнываю от голода, голода, голода по Эдмунду.
И какое совпадение! Это было чувство, которое нравилось мне больше всего на свете.
Глава 10
Мой рассказ был бы проще, если бы это была история о непорочной и чистой любви Двух Детей Вопреки Всему в Тяжелое для Страны Время. Но ведь это вранье.
Правда заключается в том, что война была здесь не причем, помимо того, что она создала идеальные условия, в которых двое слишком молодых и слишком близких родственников могли начать целоваться, и никто и ничто не могло остановить нас. Не было родителей, учителей, расписаний. Некуда было идти и нечем заняться. Ничто не напоминало нам о том, что в Реальном Мире такого не случается. Не было больше Реального Мира.