Читаем Как я стала киноведом полностью

Во-вторых, игры происходят у своеобразного мемориала: на месте шахматовской усадьбы, дотла сожженной в 1918 году революционным народом, погибшей до камешка, до бревна. Шахматово являет собой сегодня не только памятник того самого «бессмысленного и беспощадного русского бунта», но и зрелище буйства природы, словно бы тоже беспощадной ко всему культивированному, рукотворному в ее владениях. Нигде в средней полосе, наверное, не увидеть такой могучей, в два человеческих роста, толстой крапивы, таких глянцевых, отъевшихся, сочных лопухов, таких густых зарослей, перевитых, переплетенных и прошитых какими-то лианами и вьюнами, поистине джунглей, в какие превратился бекетовский сад с его сиренью, освященной романсами Рахманинова (на слова Е. А. Бекетовой, тетки Блока), с его воспетыми в стихах и воспоминаниях мохнатыми розовыми астрами. Да, растительность была, по-видимому, в сговоре с теми, кто давал «красного петуха»: разрушить до основания, сравнять с землей и чтобы еще быльем поросло! И вот сюда, на бывшее это пепелище, 7 августа, в день трагического жизненного финала на Пряжке, со всех сторон стекаются любители поэзии, минуя нелегкий путь: до Подсолнечной час на поезде, далее 13 км по шоссе до Тараканова, потом пешком.

Наконец, в-третьих, празднество это (годовщина смерти Блока) носит все же какой-то полуофициальный характер. Не то чтобы запретно, конечно, но вроде бы и не очень популяризируется. И проводится отнюдь не по тому рангу, который надлежал бы Александру Блоку — «не просто великому русскому поэту, но и великому поэту русской революции», — как сказал в этот день Ст. Куняев, о чем и было сообщено в цитированной информации, помещенной 10 августа 1977 года на первой странице «Литературной газеты». Постоянная двусмысленность положения Блока в пантеоне великих (скажем, нет улиц его имени, кроме 50-метрового в длину переулочка на Пряжке, упирающегося в стапеля и именующегося «переулок А. Блока») отражается и на юбилее. Правда, надо надеяться, что столетие со дня рождения поэта, коль скоро оно будет проведено на должном правительственном уровне в Большом театре, снимет с автора «Двенадцати» (поэмы, входящей в общеобразовательную школьную программу) тень дурных подозрений и введет его в когорту полноценных русских советских классиков.

Пока же сильно чувствуется самодеятельное происхождение праздника. Ведь лишь несколько получастных лиц в буквальном смысле слова заложили камень нового Шахматова, а именно, наняв на свой страх и риск трактор, притащили и установили на лужайке, поднимающейся к усадьбе, красивый валун, говорят, почитавшийся в округе святым камнем. В прошлые «Блоковские праздники поэзии» у этого валуна строилась трибуна, располагались слушатели, и поэты читали стихи.

Раньше я не бывала на шахматовских годовщинах, но слышала много рассказов, в которых преобладала ирония, — впечатления были жалкие и комические. Говорили, как нескромно ведут себя там, у валуна, иные поэты, какие плохие читают стихи, а однажды притащили на щите портрет не Блока, а Есенина. Моя спутница Эльвира Николаевна Горюхина, психолог и педагог из Новосибирска, несколько раз ездила в Шахматово 7 августа и прибавила к уже знакомому мне свои достаточно печальные наблюдения. В частности, она описала прошлогоднее посещение Солнечногорской школы им. Блока. Там стояла несчастная учительница, видимо, не ушедшая в отпуск из-за этого дня, стояла рядом со своими школьниками, выстроенными в шеренги, а Московская писательская организация прошествовала мимо нее, не обратив на этот парад никакого внимания.

И все же увидев накануне в ЦДЛ объявление, приглашавшее желающих к 9.30 утра, мы решили поехать. С целями познавательными, сугубо профессиональными. Удовольствия не ждали.

Мы разминулись и опоздали к отъезду автобусов, о чем не пожалели, и поехали на Ленинградский вокзал. Поезд отправился ровно в 10.30 — час смерти Блока, и это показалось моей спутнице знамением. На Подсолнечной выяснилось, что из-за ремонта дороги, несмотря на объявленный по радио праздник поэзии, рейсовые автобусы следуют не до Тараканова, как обычно, а только до Нового Стана, то есть надо идти пешком 5 километров лишних. Как выяснилось потом, дело было в небольшом участке щебенки у самого Тараканова, и весь транспорт, кроме рейсовых автобусов, нормально функционировал.

Автобус был переполнен. Нас выгрузили у Нового Стана, и впереди открылась лента шоссе, раскаленного солнцем. По ней тянулись люди, десятки людей.

Шли ребята студенческого вида в майках и джинсах. Молодые пары, пожилые мужчины с рюкзаками. Семенила старуха в соломенной шляпке. Мимо проносились новенькие «Жигули», но никто и не взглянул на наши поднятые руки.

Тут мы с Эльвирой остановили фургончик «Скорой помощи». За минуту он набился до отказа. Все как один спешили в Шахматово, и веселый шофер, который ехал в пионерский лагерь, по пути лихо подкатил нас к деревне Осинки — дальше уже только тропки ведут в Шахматово.

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии