Читаем Как я стала киноведом полностью

Впрочем, не всегда. У наших беспартийных институтских подписантов шли свои дела. Их было трое: Ирина Рубанова, Нелли Гаджинская, тогда еще аспирантка, и Виктор Божович (образовалось у нас две пары «подписантских молодоженов»: Витя и Нелли, Ира Рубанова и Леня Пажитнов). С Нелли получилась смешная история: когда где-то там наверху печатали черные списки, ее фамилию перепутали и разыскивали какую-то «Гарлинскую». Наша рвалась объявляться, мы насилу ее удержали: хватит одного Божовича!

И вправду хватило! Прорабатывали двоих на заседании дирекции в присутствии партбюро, пели те же песни: грубая политическая ошибка (иной раз даже переходящая в «антигосударственную акцию»), кто дал подписать и тому подобное. Целью наших проработчиков было «расколоть» всех и каждого, партийного и беспартийного, сделать всех доносчиками и тогда успокоиться.

В ту пору В. И. Божович и я были уже старшими научными сотрудниками с окладами в 300 рублей — по тем временам деньги немалые. Не сумев нас, его и меня, уволить (почему — чуть ниже), нас, так сказать, «дисциплинарно», якобы за «проступок» против институтской дисциплины, перевели в «мэнээсы» сроком на год (совершение «политической ошибки» не предусматривалось ГЗОТом и было бы незаконным). Это бы ладно, но у В. И. Божовича дело о письме совпало с разгромной рецензией на его прекрасную книгу о западных кинорежиссерах, опубликованной в «Коммунисте», что означало тогда волчий билет, а также, по-видимому, с каким-то жутким доносом на него в КГБ. Так или иначе, он, «западник», самый серьезный специалист по зарубежному кино из молодого (тогда!) поколения, долгие годы оставался «невыездным», был при тогдашнем «железном занавесе» практически лишен доступа к своему материалу — современному кинематографу. С огромным трудом, уже аж в 1980-е, институтскому новому и более лояльному начальству удалось протащить его через выездные комиссии в турпоездку в Бенилюкс.

Что же до меня, то самое грозное и бравурное начало кампании, по счастью, обошло меня стороною. Пока исключали моих коллег, я была в отпуске во время школьных весенних каникул и с детьми, моей дочкой и сыном моей подруги, ныне блестящим нашим литературоведом Андреем Зориным (тогда двенадцатилетними), находилась в Ялте, страшные новости узнавала по телефону.

Приезжаю в Москву с простудой, приходят ко мне мои друзья и доверенные лица, из Института в том числе и из кинематографистов тоже, рассказывают про жизнь в Москве и про общих знакомых всякие страсти и говорят: вот ты больна и хорошо, очень удачно, отлежись, поправься, сейчас появляться нельзя — растерзают, жажда крови растет, а там, может, уляжется немножко, вот и выйдешь!

Ну все так считают, значит — правильно! Вызываю врача, приходит мой участковый терапевт из поликлиники Литфонда, чудесный доктор и умница, скорбно качает головой, направляет меня к невропатологу и на все анализы — выясняется, что я едва ли не тяжело больна и мне предписан домашне-постельный режим. Невропатолог, тоже прекрасный доктор и чудный человек, находит у меня тяжелое переутомление — лежать! курсы витаминов! уколы! питание! никаких тревог! Все молча, без всяких слов о том, что меня может ждать снаружи моего дома и наверняка ждет! Спасибо добрым врачам Литфонда, их я буду помнить и благословлять всегда за их доброту и такт. Потому что эта проволочка действительно сослужит мне хорошую службу.

Никогда я не лечилась столько, сколько за два месяца весной 1968-го! Мои недоброжелатели тех дней называли это «заложили Институт и взяли больничный лист» — про нас с Людой Беловой. Дни тяжелого ожидания моего появления в «первичной организации» (почему-то это называлось у нас на кухне «выход Хаджи Мурата») вспоминаю с большой тоской. Боялась ли я? Было ли страшно? Конечно. Но втайне я хотела быть исключенной, вовсе не хотела оставаться со строгим выговором. Кроме того, о чем уже сказано на первых страницах, я в то время уже была верующей христианкой (работа в душе шла давно, но это другая тема). Партбилет мешал мне принять крещение. Я знала, что Господь мне поможет и спасет.

За два месяца моей болезни квартира превратилась в проходной двор. Вообще тогда друг к другу больше ходили, чем сейчас, — и молоды были, и, переехав из коммуналок в собственные квартиры, люди привыкли к посиделкам на кухнях, охотно забегали в одну, перебегали в другую. А тут еще такое дело да хозяйка больна, и все клубится слухами, плохими новостями. <…> Люди ко мне ходили разные, и друзья, и любопытствующие, и увещевающие из парторганизации, и, видимо, стукачи тоже. Все выпытывали, высматривали, давали советы, утешали, пугали. Ни у кого мое будущее надежд не порождало. Ждать больше нечего было, пора было идти «сдаваться».

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии