Как я пришел в Сознание Кришны...

Мои родители прожили нелегкую жизнь. В детстве отец пережил ленинградскую блокаду, потеряв двух своих братьев, а мать — оккупацию, работая на лесозаготовках. В дальнейшем стержнем их жизни стало стремление к благополучию и достатку. Представляю, как тяжело им было, когда все трудовые сбережения пропали во время дефолта. Суть их родительского воспитания заключалась в том, что нужно найти достойное место в обществе. Со свойственным юности максимализмом я не очень стремился занять какое-либо место в этом обществе. Мир взрослых казался мне жестоким, несправедливым и лишенным высоких идеалов. В конце 60-х вместе с песнями «Биттлз» пришла и новая концепция жизни: занимайтесь любовью, а не войной. И средством для достижения этой любви стала «травка».

Правда, наш рулевой КПСС предложила и другой вариант развития любви: исправительно-трудовые колонии, которые стали местом «перевоспитания» для сотен и тысяч ищущих молодых людей. Так и я со студенческой скамьи пересел на скамью подсудимых. Начались мои жизненные университеты. Скоро я понял, что жизнь за забором почти не отличается от, так называемой вольной, разве что потребительской корзиной. Здесь была точная копия тех же самых отношений: своя аристократия и изгои, артисты, модники... и даже «женщины». Были хорошие и плохие, виноватые и невинные. Я утвердился в том, что качества зверя живут в каждом человеке и проявляются более или менее, в зависимости от ситуации. Когда ты сыт, легко улыбаться. Даже лев миролюбив, если не голоден. Мне трудно было принять этот принцип бытия — борьба за выживание как суть человеческой жизни.

Поиски смысла жизни не дали мне даже в лагере сделаться «рабочей скотиной»: работа, каша, койка... Но эта активная позиция часто приводила меня в ситуации, когда жизнь висела просто на волоске. В эти экстремальные моменты своей жизни я и стал ощущать присутствие рядом с собой некоей высшей силы. С годами розовый туман блатной романтики и братства рассеялся, не оставив и следа. Все имеет цену, в том числе и дружба.

«Собатонщики» — те, кто едят вместе батон белого хлеба, а потом, когда он заканчивается, разбегаются. Какое точное определение этих отношений! Теряя интерес к общению и углубляясь в себя, я пытался вызвать ощущение высшего присутствия. Наступило время, когда мне стало просто тягостно за забором. И вдруг пришла нежданная полусвобода: меня отправили на стройки народного хозяйства.

Комсомольско-молодежная стройка! Что об этом сказать... Я увидел жизнь российской глубинки с ее невежеством, пустыми магазинами, пьянкой, неустроенностью. Все до боли напоминало лагерь. Единственная новизна — это женщины, они не были похожи на тех умненьких, милых, домашних девушек моей юности. Новые отношения дурманили голову. Но очень скоро и это стало напоминать мне совместное поедание белого хлеба в лагере. Этот мир — большая тюрьма!

Домой я возвращался не 26-летним молодым человеком, а старцем, увидевшим бессмысленность человеческого существования... Вечеринка однокашников... Пьяненькие друзья детства, хвастающиеся своими достижениями и тем, кто как устроился в жизни. Их восторженная просьба рассказать о ТОЙ, так называемой, жизни.

...Она принесла Новый Завет.

Я обретаю реальность существования. Теперь все приобрело смысл: Мое рождение, поиски и даже тюремная пайка. Возьми свой крест и неси его! Тот, кто делает добро, есть СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ. Я первый раз в церкви. Она встает на колени перед иконой Божьей Матери. Отмечаю: слишком легко встает. Да, это смысл жизни — обрести Божественную любовь. Священное писание начинает жить во мне. Мое первое преклонение перед иконой: «из Ее лона пришел Спаситель!». Какая тяжесть уходит из моего сердца! Я целую прокуренную руку батюшки на причастии. Он удивлен. Молодежи в соборе почти нет. Нет, жизнь не бессмысленна, есть другая, истинная ее сторона. Мы же живем наизнанку.

Она беспокоится: «В тебе столько надрыва, хочешь узнать о радостном пути?».

Мы в гостях. Ее друзья — забавные ребята. Какие светлые, чистые, без примеси озабоченности глаза! Маленькая самиздатовская брошюра Бхактиведанты Свами. Какая глубина разума и внутренняя безмятежность, радость и счастье! Мои эмоции приходят в порядок. Прабхупада не говорит — он изрекает истину.

Я повторяю мантру. Брат тоже начинает выползать из своего махрового имперсонализма. Очищение. Я перестаю есть мясо. Мать в тревоге. Отец благодушествует:

— Не дури, сынок, выпьем по маленькой и закусим. Почему все мои поиски кажутся им блажью?

— Нет, отец, это серьезно.

— Ну и дурак, сдохнешь ведь.

Иногда я еще курю травку, так, несерьезно, для «духовного энтузиазма». Сегодня торговец запоздал. Говорит, на одной квартире была засада, долго не хотели его отпускать.

Ночью не могу уснуть, вспоминается лагерь. Она смотрит в глаза:

— Чего ты боишься больше всего?

— Тюрьмы. Больше не могу жить не свободным от своих чувств. Неужели я так глупо готов променять забрезжившее на горизонте счастье.