Читаем Как я преподавал в Америке полностью

— Я, видите ли, из породы обычных русских искателей смысла жизни. Поскольку я родился в семье интеллигентов, родители мои — музыканты, я, естественно, в книгах искал этот смысл. После университета я стал литературоведом, но литературоведение меня не удовлетворило, я стал заниматься философией, религией, музыкой, мыслить, писать об этом. Особенно во время хрущевской оттепели расширились возможности, и тогда я написал первую свою крупную работу по истории образа в мировой литературе от первобытных фольклоро$ через Гомера, через Шекспира до Томаса Манна, Горького и т. д. Большой тогда был духовный подъем, потом вдруг он стал сжиматься, когда Хрущева скинули, все стали бояться, а я-то разогнался на полную свободу мыслить. Мой разгон и то, что можно было печатать, пришли в противоречие. К тому же в 1968 году крепко разгромили мою книгу «Содержательность художественных форм», состоялось заседание Комитета по печати, в «Известиях» появилась разгромная статья, у меня рассыпали два набора книг и потом 15 лет не печатали. Конечно, я страдал, но, с другой стороны, стал продолжать писать и тогда совсем перестал ориентироваться на рынок, на печать — и советскую, и западную — а только на истину, на абсолют. В общем, удар этот пошел мне на пользу: я ушел в себя и двадцать лет писал в никуда, но зато в полной свободе. А свободен я оказался потому, что, хотя меня и не печатали, я продолжал оставаться в системе Академии наук, а советская система эта такова, что на работу даже ходить не надо, только раз в неделю появиться. Какой-то дается условный план, который никому не нужен. Ну, велят писать про соцреализм. Я говорю, что про соцреализм не могу, не умею, я хочу писать про национальные образы мира. Они говорят, нет, мы не дадим, грозят. Оставляют мое дело «до особого рассмотрения». Я ухожу, год проходит, кончается, у меня спрашивают план. Я план не выполнил: у меня его и не было. И так было восемь лет. А зарплата, маленькая, но шла. И я понял эту игру. Если бы я стал качать права и пошел в диссиденты, то много бы накричал, но ничего бы не написал. И я решил власти не дразнить, а использовать этот шанс мыслить и писать для себя. А главное — что жена, которая тоже мыслитель, меня поняла и дети приняли такого. А чтобы подкормить семью, я завел в деревне дом и огород, и полдня работал умом, полдня — руками. Когда я в своих занятиях задумался: сказывается ли национальное в естественных науках? — то перевелся со своей штатной единицей в Институт истории естествознания и техники — тоже внутри Академии наук — так сказать, переехал на своем осле, со своим куском хлеба. Там я опять пишу что хочу, они меня не печатают, я к ним не хожу, зарплата идет. И так тринадцать лет. Наконец, я защитил докторскую диссертацию. Защитил в 1983 году по работам, которые написал в 1959-м и которые только в 1981-м вышли.

Потом я перешел в другой институт, где работаю и сейчас. Там милый народ, со мной мирятся, не мешают.

Так я всю жизнь жил как Обломов, как свободный мыслитель, не знал службы, писал что хотел. Вот, представьте себе, условия советского «застоя»… Так-то и написал я за 25 лет свои 16 томов «Национальных образов мира», которые только теперь начинаю распечатывать.

Интервью вела Маша Штейнберг.

Russian

<p>Объявление о лекции</p>

В бумагах — несколько афиш на мою лекцию. Вот одна. Весленский Университет Миддлтаун, Коннектикут Рассел-хаус Октябрь 1991

РУССКИЙ УЧЕНЫЙ СРАВНИВАЕТ РУССКОЕ И АМЕРИКАНСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ

Приглашенный профессор Георгий Гачев прочитает публичную лекцию 6 ноября в 8 вечера в Рассел-хаусе кампуса Веслен- ского Университета. Он будет говорить на тему: «Национальные образы мира. Американо-русские сравнения».

Профессор Гачев — старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики Российской Академии наук в Москве. На осенний семестр он — приглашенный профессор Весленского Университета. Его позднейшие работы посвящены природе культуры и в особенности национальным образам мира — Индии, Америки, кочевых народов и России.

Его книга «Ускоренное развитие культуры» (на болгарском языке) получила премию имени Паисия Хилендарского Болгарской Академии наук в 1979 г. Он — автор двенадцати книг и более ста статей и эссе на русском, болгарском и английском языках по проблемам естествознания, эстетики и теории литературы. Он окончил Московский Университет (романо-герман- ская и славянская филологии), он доктор наук в Институте мировой литературы.

Спонсор лекции — отделение русского языка и литературы Университета и Рассел-хаус. Вход свободный, и аудитория приглашается на прием после программы. Рассел-хаус расположен на углу Вашингтон-стрит и Хай-стрит в Миддлтауне.

Для более подробной информации

Конни Камфорт, директор, 203-347-9411 х 2260

Мой вурдалак снова…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии