Читаем Как я преподавал в Америке полностью

Да, у русских это так: легко любить дальнего, а ближнего — нет, трудно, воняет, слишком жестко и резко — материальное, телесное…

Я даже расплакался, когда перечитывал перед лекцией «Ангела», — о нем, о нас, о моих девочках — такие души присланы хрупкие на воплощение тяжкое.

И как каждое состояние души передается Лермонтовым — абсолютно, мощно, как единственно возможное. И самоубийственная тоска, когда «И скучно и грустно», и восторг, «Когда волнуется желтеющая нива»… Но то все — природа, дальнее. А невыносимы — люди, рядом, толпа, социум — «Как часто, пестрою толпою окружен…» То-то и в «На смерть поэта» и свое личное отвращение от всякого человека передал, ближнего, себе подобного. Милы лишь дальние: мужики в «Родине», солдаты в «Бородине». Еще — природа, кавказцы, демон и мцыри… Но не свои. Сплошное НЕ им.

Маша Раскольникова обратила внимание на то, что Парус и Листок — это плоскости на ветру:

— Это подтверждает Ваш СВЕТЕР, — сказала. — Еще и «Тучки»… (СВЕТЕР = СВЕТ + ВЕТЕР в одном слове — мой неологизм, каким я означаю душу русского народа. — 24.7.94).

И все ведет диалоги со своею душой: «И скучно и грустно», и «Дума»… Завод работы — этот Лермонтов: сколько наткал из материала своей души переживаний, состояний!..

Поразились они его идеалу-мечте («Выхожу один…»): ни жить, ни умирать, но быть погребенным под дубом — и спать. И все время мечта о покое.

— Как будто устал, не живши еще! — они воскликнули верно.

— И у Тютчева «Усталая природа спит», — привел им я подобное.

Вот это отсутствие Желания — Desire, которое столь важно в Американской архетипии как мотор деятельности. (У Драйзера — Трилогия Желания; у Шервуда Андерсона роман «По ту сторону желания»; у Теннесси Уильямса пьеса «Трамвай «Желание»»… — 24.7.94.) Хотя нет: оно напирает — «Огонь кипит в крови» все же. Но «царствует в душе какой-то холод тайный». Оцепенение (Кащеево ль, Берендеево ль царство?..). Немочь бледная выходит. Паралич воли. На корню засыхает. Не плодоносит. Бесплодная смоковница. Рок какой-то бесплодия… Но опять же — бесплодия в материально-телесных, физических проявлениях. Зато жертвою сего, как в аскезе монастырской, — какая интенсивная деятельность в пространстве ангельско-де- монском — в воздушном пространстве между небом и землей, где, по Порфирию, — Князя духов царство…

Тоже — «царствует»: корень-то — от «царя». Англичанин, а американец тем более, — так бы не выразился. Ведь даже в безобидном вроде бы пушкинском «У лукоморья дуб зеленый» — сколько там царей! И «королевич», и «царевна», и «царь Кащей»; богатыри и витязи — воинство Державы: ее образ и статус просвечивают.

И — ПОКОЙ на Руси желанен. «Как будто в бурях есть покой». И у Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»… Будто покой врожден человеку. А по Генри Форду, работа — естественное состояние человека, первое: ему присуще — быть деятельным. А на Руси — будто лежать и ничего не делать и видеть сны… Как Иван-дурак на печи — чудеса к нему и идут.

Что это? Откуда такая закваска? Из барства — или из сказок еще? Или от Бога: проклятие труда в поте?.. Труд — как проклятье?.. Американец так не может понимать: в этом он — «атеист»: любит труд.

<p>Демократическое богослужение</p>

5. Х.91. Ну что ж, начнем обращать беду — в победу. Если б не униженность твоя перед самодовольным превосходством Юза, разве имел бы такое острое переживание разности нашей жизни и Америки, разве ощутил бы себя ископаемым чудовищем, дивнозавром или индейцем, подлежащим искоренению?..

Да, с состраданием оглядываюсь уже на советчину и ее патриархально-инфантильный стиль (в котором я заквашен и который имеет свои благости и мудрости) — и вижу это как стиль жизни племен индейских, где Гайавата и Навадага = Федоров и Светлана, и я возле них… Ведь и Федоров — за благое самодержавие и руководство народом, как и Платон в «Государстве»; ибо сам по себе человек на благо не пойдет, а будет падать и звереть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии