Я продолжал стоять у стойки и, по-видимому, был отчасти защищен колоннами. Весь этот эпизод произошел так быстро и я был настолько захвачен его драматической новизной, что не испытал, как помню, ни малейшего страха, — мне случалось трусить в положениях, гораздо менее опасных. Моей первейшей заботой было: как бы не выдать хотя бы словом или движением свою юность, удивление или незнакомство с такими делами. Думаю, что любой застенчивый тщеславный школьник поймет меня,— он, вероятно, чувствовал бы себя так же. Настолько сильным было это чувство, что запах порохового дыма еще не растаял у меня в ноздрях, как я уже вплотную подошел к стойке и, протягивая разбитый стакан, обратился к бармену, быть может слишком тихо и неуверенно:
— Налейте мне, пожалуйста, другой стакан. Не моя вина, что этот разбит.
Бармен, весь красный и взволнованный, поднялся из-за стойки; он глянул на меня с подозрительной улыбкой, а затем протянул мне графин и чистый стакан. Позади меня раздались смех и проклятье. Одним махом я проглотил огневую жидкость и с побагровевшими щеками устремился к выходу. От приступа боли в стертых ногах на пороге я захромал. Тут я почувствовал на плече чью-то руку и услыхал торопливый вопрос:
— Вы не ранены, приятель?
Я узнал голос человека, который смеялся, и, еще больше краснея, ответил, что натер ноги в долгом пути, а сейчас тороплюсь на участок Камедное Дерево.
— Постойте, — сказал незнакомец.
Выйдя впереди меня на улицу, он крикнул какому-то человеку, сидевшему в кабриолете:
— Подбрось его, — он указал на меня, — на заявку Камедное Дерево, а потом возвращайся сюда.
Он помог мне сесть в экипаж, хлопнул меня по плечу, и, загадочно произнеся «хорош!», вернулся в салун.
Пока мы ехали, я узнал от кучера, что оба противника поссорились еще за неделю до того и поклялись пристрелить друг друга «без предупреждения», то есть при первой же случайной встрече. Он с презрением добавил, что «стрельба была ни к черту», и я с ним согласился. Я понятия не имел об этом смертоносном оружии, но был верен своим юношеским впечатлениям.
Впрочем, о своих чувствах я не распространялся, да, кажется, скоро и совсем забыл о них. Ведь мое путешествие приближалось к концу, н теперь впервые (впрочем, так, кажется, обычно бывает со всеми юношами) я внезапно усомнился в правильности своего решения. Во время длительного пути, среди лишений, я ни разу не поколебался, но сейчас, возле хижины Джима, меня словно что-то ударило, когда я подумал, как я еще молод и неопытен и как нелепо рассчитывать на помощь и совет на основании простого знакомства.
За этим последовал удар куда более сильный. Когда, попрощавшись с кучером, я вошел в скромную, маленькую бревенчатую хижину Компании Камедного Дерева, то узнал, что всего несколько дней назад Джим отказался от своей доли и уехал в Сан-Франциско.
Должно быть, мой вид говорил об усталости и разочаровании; один из компаньонов вытащил единственный стул и предложил мне его, а также и неизбежный «напиток». Сам он и его товарищи сидели на поставленных стоймя ящиках. После такого поощрения я, запинаясь, рассказал свою историю. Думаю, что поведал им всю правду, — я был слишком утомлен, чтобы преувеличивать хотя бы свое знакомство с отсутствующим Джимом. Они слушали, не делая никаких замечаний. Наверное, они слышали подобные истории и раньше. Я уверен, что каждый из них прошел более тяжелые испытания, чем я.-А затем произошло то, что могло произойти, как я думаю, только в Калифорнии, в те времена простоты и доверчивости. Без всякого предварительного обсуждения, ничего не спросив ни обо мне, ни о моей профессии и видах на будущее, они предложили мне свободный пай «на пробу». Так или иначе, пусть я останусь здесь, пока не приму решения. Видя, что я еле держусь на ногах, один из компаньонов вызвался принести мой «багаж», спрятанный в кустах за четыре мили отсюда. Вслед за этим разговор, к моему удивлению, перешел на другие темы — литературные, научные, философские — на любые, кроме деловых и чисто практических. Двое из компаньонов окончили университет на Юге, третий был молодой веселый фермер.
В эту ночь я спал на койке отсутствующего Джима уже в качестве владельца одной четверти домика и участка, о котором я пока ничего не знал. При виде бородатых лиц моих новых товарищей — они, вероятно, были не намного старше меня — мне казалось, что мы «играем» в компаньонов по прииску Камедное Дерево, как я «играл» в школьного учителя в долине Мадроно.