Как я изменил свою жизнь к лучшему

Были лишь набившие оскомину тетрадки и, как редкие ростки посреди пустыни, зачатки собственных мыслей по-французски, доказывающие прописную истину, что и зайца можно научить курить…

Как из всей этой большой нелюбви родилось решение поступать на факультет иностранных языков – на французское отделение! – до сих пор не понимаю. В начале девяностых в известном рекламном ролике торговой сети «Альтернатива Синицы» в кадре бегал ежик, а за кадром утверждалось, что «при всем богатстве выбора – другой альтернативы нет». Наверное, как тому ежику, топающему из угла в угол неширокоформатного тогда еще экрана, мне казалось, что выбора у меня нет.

И его действительно не стало, когда за дело взялась репетитор Татьяна Никитична из института, куда мне и надлежало поступать – на ее факультет, в ее группу. Если раньше французский худо-бедно изливался из меня лишь сюсюкающими и шепелявыми словами, всегда казавшимися немного недоделанными, то теперь он переполнял меня и разве что не лился из ушей.

Татьяна Никитична действовала на меня магически: во время занятий я замирала, как кролик перед удавом, впадала в отчаяние от двигавшейся слишком медленно часовой стрелки и оживала лишь спустя шестьдесят минут, когда близилось время прощания. Широко открывая рот и четко произнося звуки, она смотрела на меня, как белый лебедь на утенка, гадкость которого сглаживала лишь почасовая оплата. Когда она чихала или сморкалась, я с надеждой ждала, что на этот раз репетитор точно пожалуется на здоровье и отменит следующую встречу.

За год она не заболела ни разу.

Вторник и пятница стали черными днями календаря, готовиться к которым я начинала в понедельник и четверг. Оставшиеся три дня, свободные от штудий, были посвящены подготовке к выпускным экзаменам, а за ними неотвратимо маячил факультет иностранных языков, поступление на который осложнялось зачатками борьбы с коррупцией – первым опытом введения анонимного тестирования абитуриентов.

Сообщив эту новость, Татьяна Никитична не повела и бровью, только добавила:

– Теперь, Маша, займемся синтаксисом. Во французском языке он имеет свои особенности, в школах этого не проходят.

Еще месяц ушел на зубрежку правил до тех пор, пока не стало известно, что гвоздем экзаменационного тестирования станет предложение с небольшой грамматической ошибкой: в его начале будет стоять деепричастный оборот, требующий запятой, которая и покажет, кто есть кто при подведении итогов.

Манкировать запятой – значило пустить псу под хвост потраченные родителями деньги. Поставить – оказаться учителем французского языка в городе, где явление настоящего живого француза стало бы культурной сенсацией.

Я поставила запятую.

Вместе со мной ее поставила сидевшая рядом девочка Оля. Я подружилась с ней на подготовительных курсах, которые посещала «для прикрытия». У нее были способности к языкам и огромное желание поступить, но не было и не могло быть не предусмотренного школьной программой сакрального знания французского синтаксиса.

Хотя почему же не могло?..

Напустив на себя важность Татьяны Никитичны, я туманно намекнула на секретный пунктик в грядущем задании, о который предстояло разбить лбы львиной доле абитуриентов – во французскую группу каждый год набирали лишь десять человек.

Оля схватывала знания на лету.

Через месяц наступило первое сентября.

В нашу группу не попало ни одного человека с курсов. Анонимность оказалась бессильна перед великим и могучим французским языком, а особенно его затейливым синтаксисом. За первой партой у окна сидела Оля и махала мне рукой. Она заняла единственное резервное место в группе, признанной за зерно при отделении от плевел. Я до сих пор уверена, что по праву.

Спустя неделю иллюзий относительно ближайшего будущего не осталось. Шесть дней групповых занятий французским обещали стать сплошным плюскепарфе в настоящем – Днем сурка. Манерные однокурсницы открывали рты так же умело, как Татьяна Никитична, а в перерывах между лекциями обсуждали: как надо мариновать огурцы по-провански, очевидно, полагая, что скоро в Карелию нагрянет десант женихов из Франции, строго равный по численности нашему факультету невест.

Татьяна Никитична по-прежнему смотрела на меня, как лебедь на утенка. Теперь уже – бесплатно, а потому – не скрывая осознания всей его гадкости. А я, сменив школьное оперение на студенческое, наконец призналась себе, что не просто не люблю французский язык, я его ненавижу – в своем исполнении.

Утро начиналось с разминки артикуляционного аппарата. Карманные зеркальца отражали не напудренные носы, а растянутые в оскале рты, сложенные в трубочку губы, раздутые щеки. Продолжением пытки становился лингафонный кабинет с допотопными проигрывателями и наушниками, призванными усовершенствовать навыки произношения. Ночами я сидела над тетрадями, напоминавшими прописи первоклассника с разложенными на составные части словами – изучение фонетики и грамматики из свойственного школе экстенсивного метода ушло в деструктивный.

На дворе стоит мочало, начинаем все сначала…