Как я был в немецком плену

Каждый получил несколько пачек махорки и бумагу для сворачивания самокруток. Но спичек нам не хватало, и пожилые курильщики использовали вместо них стальную пластинку (кресало) и камушек с наложенным на него «трутом» из сухого древесного гриба. Когда курильщик бил по краю камушка кресалом, искры попадали на трут, от чего тот загорался. Появившийся огонек курильщик раздувал и прикуривал. Бензиновые зажигалки в те времена были большой редкостью.

В середине марта я наконец получил письмо от Маруси. Она написала, что очень грустит по мне, но не может меня навестить, так как посменная работа этого не позволяет. Я сразу же ответил Марусе, пообещав, что и впредь буду писать ей, если со мной всё будет в порядке. Но получилось так, что больше я ни одного письма к Марусе не написал. И это, вероятно, дало ей повод подумать, что меня уже нет в живых, тем более что погибла вся зенитная батарея хорошо знакомого ей лейтенанта Шкеть, в составе которой я прежде находился. И если Маруся действительно ушла на фронт, то не для того ли, чтобы отомстить немцам за меня? Так, например, хотела поступить сестра моего одноклассника и однополчанина Миши Волкова, когда получила весть о его гибели. Может быть, именно я косвенно виноват в том, что Маруся больше не появилась в общежитии. А может быть, с Марусей всё получилось не так, и она просто нашла счастье с другим мужчиной? Дай-то Бог!..

…В конце марта нам выдали противогазы и маленькие саперные лопаты с темно-зеленым брезентовым чехлом, после чего наши командиры каждый день учили нас практическому применению в бою шанцевого инструмента, что на фронте нам очень пригодилось. В это же время у нас появилась возможность для практических занятий с нашим основным оружием – зенитными пушками и пулеметами. А появилась она благодаря тому, что наше начальство договорилось с командованием местных зенитных точек приводить нас на тренировки, пока зенитки и пулеметы простаивали в ожидании налётов вражеской авиации.

Километрах в пяти от нашего городка находилась батарея с хорошо замаскированными пулеметами ДШК 12,7-мм и 37-мм зенитными пушками. Их боевые расчеты очень уютно разместились в небольших землянках, где было тепло, светло и имелись металлические кровати с постельными принадлежностями. В землянке, где мы побывали, на стене висели часы-ходики, а на столе самовар, на полке эмалированная и фарфоровая посуда.

Все бойцы и командиры этой батареи были аккуратно одеты и подтянуты, гладко выбриты и очень дружелюбны. Казалось, будто они живут дома. Мы очень завидовали им. На деревьях возле землянок распевали свои песенки первые прилетевшие скворцы – для них уже были приготовлены скворечники. Вообще в лесу было полно чирикающих и поющих птиц, что вызвало у нас тоску по мирной жизни.

К своему стыду, должен признаться, что, находясь под Решетихой, я ни разу не написал матери. Дело в том, что я сообщил ей из Горького, что мы едем на фронт. На самом деле этого еще не произошло, а написать маме правду я посчитал неудобным.

Кажется, 10 апреля представитель командования 199-й отдельной танковой бригады – батальонный комиссар дал нам знать, что отъезд на фронт может состояться уже в ближайшие сутки. В наш военный городок прислали нескольких шоферов-водителей. На фронте они перевозили орудия и снаряды. Из этих шоферов мне особенно запомнился молодой боец по фамилии Загуменнов, внешне очень похожий на моего однополчанина Бориса Старшинова – бывшего студента МИС, оставшегося в Горьком в запасном полку. А другим шофером, которого я потом вспоминал всю жизнь, был пожилой сержант Журавлев Михаил Дмитриевич, родом из Калининской (ныне Тверской) области, прекрасный специалист своего дела.

В те же дни всему личному составу батареи выдали так называемый «медальон смерти», по существу вовсе и не медальон, а черную эбонитовую капсулу, восьмигранную снаружи и цилиндрическую изнутри. Она имела в длину 50 мм и диаметр 12 мм. Обе ее части плотно навинчивали друг на друга так, что вода или сырость не могла попасть в капсулу. Внутрь капсулы помещали свернутую в рулончик бумажку, на которой каждый боец писал чернилами (а надо было бы карандашом, что дольше противостоит сырости) сведения о себе – фамилию, имя и отчество, год рождения, домашний адрес, адрес военкомата, призвавшего его на военную службу, и главное – адрес близкого человека, кому следовало сообщить о владельце в случае его гибели. Хранили капсулу в брюках на поясе в потайном карманчике.

Мы получили небольшое вафельное полотенце, по куску туалетного и хозяйственного мыла. Зимние шапки нам заменили пилотками из зеленого английского сукна, сильно отличавшегося от отечественного. Многим, в том числе и мне, дали новые шинели взамен обветшавших. Новые, и тоже английского сукна, шинели оказались значительно легче, чем старые, из грубого отечественного материала. Кое-кто сменил себе поизносившиеся ботинки, но у меня они были в порядке.