Как я был в немецком плену

Итак, оказавшись вне казармы, мы от нечего делать занялись кто чем может. А Шамота, «братья» Омельченко, Можухин, Саша Зинченко, Русличенко и еще кое-кто, включая и меня, стали петь старинные русские и украинские и современные советские песни. Услышав пение, начали собираться слушатели – жители деревни, русские и украинские девушки, поляки. Иногда они подпевали нам. Фельдфебель с Эрикой и часовые, не находившиеся на дежурстве, присоединились к слушателям.

Обедать, ужинать и ночевать нам пришлось сидя в окопах. Хорошо, что не было дождя. Вечером, на следующий день, когда все вернулись с работы, Нииндорф и Билк, снова надев противогазы, вошли в казарму и проветрили помещение, пленные вымели с нар и с пола кучи погибших клопов. Их набралось чуть ли не целое ведро, которое отдали хозяйке для кур. И так мы наконец освободились от клопов!

…На станции поздним летом и ранней осенью, как и в прошлом году, мы часто «пикировали» на большое картофельное поле и нередко на рабочем месте пекли на костре или варили в ведре картофель. Ни хозяин картофельного поля, ни часовые к нам почти не придирались, а часовые иногда ели картофель вместе с нами.

Однажды на станцию привезли на двух грузовиках под конвоем около 20-ти женщин, одетых в одинаковые тюремные кофты и юбки. Наш часовой разговорился с их конвоиром и узнал, что эти женщины почти все немки, которых посадили в концлагерь за какие-то провинности. Но среди них были также отдельные чешки и венгерки. Оказалось, арестанток прислали для выполнения погрузочных работ.

Мы увидели, что эти женщины очень истощены и голодны. Поэтому мы решили отделить от своей порции по две картофелины и отнести их в ведре этим женщинам. Чтобы охраняющий часовой этому не воспрепятствовал, мы поставили ведро в… нашу выгребную уборную, находившуюся возле железнодорожной колеи. После этого Иван Пик подошёл к женщинам и жестами дал им понять, что им надо забрать там ведро и потом вернуть его пустым на то же место. Женщины его сразу поняли и позже тайком зацеловали Ивана так, что он еще долго ходил гордым и счастливым. В дальнейшем Иван не раз приносил этим женщинам картошку, которую мы «организовывали» непосредственно на картофельном поле. Кое-кто из нас отдавал женщинам и свой суп в котелке.

В какой-то из осенних дней меня с тремя товарищами послали на железнодорожный вокзал, чтобы выгрузить из товарного вагона мешки с пшеницей и доставить их на чердак двухэтажного дома возле Бастионной башни, где раньше мы перелопачивали зерно. Пока мы работали, нас увидели девушки, недавно поселенные на втором этаже. Это были наши соотечественницы. Оказалось, немцы их угнали, отступая из Белоруссии. С разрешения мастеров мы зашли в помещение, заставленное двух– и трехъярусными нарами. Усадив нас на стульях, девушки рассказали о себе. В скором времени их должны были распределить на работу в городе и у крестьян. Пока пищевое довольствие они получали от суконной фабрики, где кое-кто уже начал работать. Никаких часовых, как у военнопленных, у них не было, распоряжалось ими цивильное немецкое начальство. Затем девушки поинтересовались, что нам известно о положении на фронте и скоро ли кончится война. На эту тему я им устроил небольшую лекцию.

В конце сентября нам пришлось выгружать на вокзале 50-килограммовые мешки с горохом, чечевицей, пшеницей и сахарным песком. Вынося мешки из вагона, мы складывали их в кузов грузовика и длинный прицеп, затем, сидя на них, ехали на склад. По дороге нам доставляло большое удовольствие как бы нечаянно сбрасывать на дорогу один-два мешка. Мешок, как правило, лопался, и его содержимое оказывалось на дороге. Увидев это, ребятишки и женщины выскакивали из домов и начинали собирать руками и щетками зерно, горох и даже россыпи сахарного песка. Нам было и забавно и радостно, что своим рискованным поступком мы обеспечивали полуголодных жителей города таким набором продуктов.

Такие мешки мы обычно поднимали на чердаки трех-пятиэтажных казарм вдвоем – один взваливал его на спину, а другой поддерживал сзади. Но когда конвоира не было рядом, кое-кто поднимал мешок и без помощника. Я тоже однажды решил проверить, на что я способен, и пронёс мешок с сахарным песком до пятого этажа.

Обычно мы скрывали от хозяев свои возможности и говорили им, что слабосильны из-за плохого питания. Конечно, мы не упускали случая, чтобы подкормиться. Как-то мы разгружали прибывший из Венгрии вагон с мармеладом, упакованным в ящики. Несколько таких ящиков мы разбили, и каждый доставал оттуда мармелад и ел его горстями. Вместе с нами лакомились часовой и два мастера.

Разумеется, при всех таких выгрузках мы не возвращались в лагерь без продуктов, помещенных в карманы и даже в штанины брюк, но встречавший своих подопечных фельдфебель редко обыскивал нас, хотя знал, что мы возвращаемся далеко не с пустыми руками. Но так бывало лишь тогда, когда никто из пленных не попадался до возвращения в лагерь.

Глава V