Как я был в немецком плену

Так как на мне были черная кубанка с красным крестом сверху, красивый и хорошо прилегающий к телу мундир британского военнослужащего, широченные брюки и ботинки с шипами, производившими шум, прохожие обращали на меня особое внимание. Мы прошли мимо военного городка за высокой кирпичной стеной со светло-серыми четырех– и пятиэтажными кирпичными домами, затем миновали товарную железнодорожную станцию Каменц-Северная с двухэтажным складом и штабелями строительных материалов. На другой стороне станции было поле. Наша колонна остановилась у контрольно-пропускного пункта (КПП) военно-учебного аэродрома, огороженного рядом колючей проволоки. Однако самолетов на аэродроме не было видно: возможно, они находились в ангарах.

Рядом с КПП слева и справа находились три больших серого цвета кирпичных трехэтажных дома с традиционной для Германии островерхой крышей из ярко-красной черепицы. В них размещались: командование аэродрома, учебные аудитории и кабинеты, клуб для военнослужащих. Один из гаражей 1 был превращен в лагерь для рабочей команды советских военнопленных, к которым предстояло присоединиться и нам. В большинстве бараков проживали курсанты и военнослужащие аэродрома. Конечно, мы быстро узнали расположение наиболее важного для нас барака, где продукты выдавали непосредственно на руки и где находились кухни. В медико-санитарной части обслуживали как немцев, так и военнопленных, а также пригнанных из Советского Союза гражданских лиц. Среди последних были пять девушек из Курской области, занимавшиеся в основном выращиванием овощей на пустырях за аэродромом.

Рис. 8. Примерный план расположения военно-учебного аэродрома, деревни Цшорнау, товарной железнодорожной станции Каменец-Северная и прилегающих к ним мест и объектов.

На аэродроме нас встретил унтер-офицер, одетый в форму пехотинца, но без оружия. Его фамилия, как я потом узнал, была Петцольд. Раньше он был школьным учителем, а теперь служил заместителем коменданта лагеря советских военнопленных. Конвоир передал нас унтер-офицеру и, ничего не сказав нам на прощание, уехал.

Глава II

Скоро из большого гаража вышел фельдфебель Paul Hebestreit (Пауль Хебештрайт), фамилия которого означала в зависимости от ситуации – «Поднимай спор» или «Гасимый спор».

Как и унтер-офицер Петцольд, он был средних лет и среднего роста, тоже одетым в форму пехотинца без шинели и в полугалифе. На ногах у него были скрипучие воинские ботинки и высокие, до колен коричневые краги и толстой свиной кожи. На голове сидела фуражка с высокой тульей. Он был курновым и голубоглазым, имел большой живот и очень свирепое лицо. На широком кожаном ремне висел cpflb заключенный в кожаную кобуру пистолет. Фельдфебель посасывал толстую сигару. За фельдфебелем возникла тщедушная фигура пленного русского переводчика. Он был одет в стандартный серый джемпер немецкого солдата и темно-зеленые брюки навыпуск, которые носили советские военнопленные. Кроме указанных лиц, у ворот гаража появились несколько любопытствовавших – «старых» военнопленных.

Фельдфебель молча и пристально осматрел каждого прибывшего, заглядывая в глаза. Затем, вынув изо рта сигару, зычным голосом потребовал у переводчика узнать, получали ли мы сегодня довольствие. Ответ на вопрос фельдфебеля пришлось дать мне, как старшему нашей группы. Но я сделал это не на русском языке, как того ждали переводчик и фельдфебель, а по-немецки, причем грамотно и почти без акцента. Я сказал, что сегодня рано утром мы выпили только по кружке чая без ничего, так что теперь никакого продовольствия не имеем. Фельдфебель удивленно посмотрел на меня, и теперь уже мне поручили перевести следующее: «Скажи товарищам, что вы сейчас получите горячий обед». Я перевел сказанное, и все сразу повеселели.

Фельдфебель спросил мое имя. Услышав, что я Юрий или Юра, он решил, что будет звать меня Юра, но у него получилось только «Юа», поскольку, как и многие немцы, он не мог четко выговаривать звук «Р». Узнав, кто я по профессии и где учил немецкий язык, объявил, что с этого момента я назначаюсь вторым переводчиком лагеря. Месяца через полтора, когда число пленных в рабочей команде было уменьшено почти наполовину, фельдфебель превратил меня в первого и единственного лагерного переводчика. Услышав о своем назначении, я ответил, как и подобало в таком случае: «Так точно, г-н фельдфебель, мой долг с этим согласиться».