А.К. Мне кажется, дело в той роли, которую экономическая доктрина играла в марксистской системе. Она там выполняла обеспечивающую функцию. Ее задачей было — научно обосновать политические лозунги. Эксплуатация, обреченность капитализма, неизбежность социализма, обобществление средств производства, необходимость пролетарской революции… Все это видение мира обосновывается с помощью экономических терминов, для этого разработана теория прибавочной стоимости. Можно сказать, что «Капитал» — это попытка научного обоснования «Манифеста Коммунистической партии» задним числом. Материализация духов, в частности, пресловутого «призрака коммунизма». Материализация духов прошла удачно. Призрак чуть не угробил индустриальную цивилизацию. Скорее всего современные левые на Западе этой связи уже не осознают. Вряд ли кто-то из них непосредственно знаком с экономическими работами Маркса. Но он для них остается великим экономистом. Это как fiat money. С одной стороны, безусловно, деньги, с другой, — совсем даже не деньги. Для нас Маркс уже не экономист, цену ему мы узнали. Fiat money вообще феномен временный, своего рода артефакт.
Гр. С.Вернемся к книге с интригующим подзаголовком «Трактат по экономической теории». Заголовок у нее был не менее интригующий — “Human Action”. Поняв по оглавлению, что там могут быть ответы на интересовавшие вас вопросы, вы начали ее читать. И что дальше?
А.К. Да, я начал читать эту книгу. Но очень быстро понял, что моего английского недостаточно для полноценного понимания. Тогда я начал письменно переводить, что тоже было очень кстати — желание улучшить английский существовало давно. В общем, все удовольствия сразу. Так что нельзя сказать, что я переводил книгу Мизеса “Human Action”. Тогда я преследовал другие цели. Стараясь наиболее точно передать смысл английских предложений, я в то же время надолго не останавливался, если было непонятно, как перевести ту или иную фразу или термин — просто оставлял английский вариант. Меня подгонял интерес: хотелось поскорее узнать, а что же там дальше? Просто перевернуть страницу и прочитать — нерационально. Единственный способ поскорее узнать, что дальше — это переводить как можно быстрее. Должен сказать, что этот интерес продержался до последней страницы. Конечно, впоследствии добавились другие стимулы. А в конце стало сказываться и disutility of labor — хотелось быстрее закончить перевод, чтобы пойти с этим в издательство. Все-таки больше полугода без всякой обратной связи, даже поделиться не с кем. Друзья, конечно, знали, что я что-то перевожу. Но разве можно было объяснить что именно?
Сам процесс перевода не был особенно трудным. Чем дальше я продвигался по тексту, тем больше я поражался ясности мысли и простоте изложения. После добросовестных попыток продраться сквозь чащу «Капитала», истмата (исторического материализма — раздел марксистско-ленинской философии, обязательной для изучения в высшей школе СССР — Гр. С.) и диалектической логики, Мизес поразил меня изяществом мышления. Оказывается, не нужно никакой диалектической логики, достаточно обычной человеческой логики, или в научном исполнении — формальной. Были, конечно, терминологические проблемы, и некоторые из них так и остались нерешенными до самого опубликования. Но это, на мой взгляд, неудивительно. Удивительна как раз простота и самоочевидность (после того, как прочтешь) логических построений Мизеса.
Гр. С.Да, в предисловии к мизесовскому «Социализму» Хайек пишет, что в период работы семинара Мизеса, в Вене в 20-е годы, специалисы, посещавшие семинар, испытывали некоторые затруднения при обсуждении там теоретических проблем и оценке мер экономической политики. Эти затруднения, пришет Хайек, проистекали из «простоты изложения» этих материй у Мизеса. Александр Викторович, а что происходило после того, как вы закончили работу над переводом?