Когда случится война, из Евразии двинется моторизованный Чингисхан, замыслы которого уже воспеты в большевистских стихах: «Сожжем Рафаэля, разрушим музеи, растопчем искусства цветы». И этому разрушению Запад противопоставит свой богатый опыт, почерпнутый в вандальском уничтожении Монте-Касино, и Дрездена, и Хиросимы. Война может разрушить сотни миллионов жизней и всю жизнь, много культур и все культуры, созданные десятками поколений…
Идеологическая исступленность нашего века и повсюду разлившаяся ненависть создали стиль современной войны – войны низменной, предельно ожесточенной, апокалипсической.
И где-то запишется: «И увидел Бог все, что они сделали и вот худо весьма. И был день, и была ночь. День последний».
Измерения войны
Испокон веков война происходила на двухмерном пространстве – на поверхности земли, а иногда на такой же двухмерной поверхности моря. Театр войны измерялся в длину и ширину. Но в этом веке он приобрел и третью меру – высоту, а на море – высоту и глубину. Глубинные действия своей потаенностью сделали в военное время мореплавание опасным не только для бойцов, но и для не бойцов, а также для мореплавателей, никакого отношения к войне и воюющим, не имеющим: бедствия, причиняемые войной, распространились и на избегающих войну.
Но высотные действия – воздушные – еще в большей степени увеличили губительность войн. На поверхностном театре войны всякий удар может быть удержан контрударом или фортификацией. Но в высотном пространстве метеорная скорость удара крайне ограничивает возможность отражения его, а удержание его фортификацией невозможно: военные инженеры не считают облака подходящим материалом для фортификационных оборонительных сооружений.
Во все времена воюющий народ чувствовал себя в безопасности за спиной своего войска, если доверял ему. Теперь нет смысла доверять в этом отношении войску земному и воздушному: они бессильны предотвратить удары вражеской авиации по населению в тылу щита-фронта. Слово «фронт» потеряло свой жуткий смысл – жутко стало на всей территории воюющего государства. Слово «воин» потеряло свой мужественный смысл – мужество требуется и от женщин, в глубочайшем тылу долженствующих выполнять свои мирные женские обязанности под завывание сирен, предвестниц бомбежки. В 1945 г. было немало четырехлетних детей, которые в жизни своей еще ни одной ночи не проспали в своей кроватке – они знали лишь ночлежку бункера. Военные лишения, и муки, и опасности стали уделом всего населения. Поэтому последствия войны ложатся тяжкой ипотекой на уцелевших к концу ее. Нервы требуют возбуждения: после 1918 г. пошла эпидемия нудизма, коктейля, женского курения, детского криминализма; после 1945 г. появились «буги-вуги», экстаз болельщиков на стадионах, подросло поколение «роуди», «халб-штарке» с их «рок-энд-рол».
Покуда мода на «тотальную войну» не выжгла у стратегов остатки совести, они ограничивали бомбежки военными объектами. Но постепенно совестливость сжималась, а понятие «военный объект» расширялось, и стратегические талмуды так растянули это понятие, что им стало охватываться все: тотальность войны – тотальность военных объектов. И теперь фабрика пуговиц и молочная ферма стали «военной промышленностью».