Сделав эту оговорку, проследим влияние друг на друга тактики и технических факторов. Оба они, тесно сплетаясь, образуют ряд звеньев одной и той же цепи. Звенья эти – тактические и технические – входят одно за другое. «Посмотрев в корень», добравшись до первого звена этой цепи – мы увидим, что это первое звено – «тактическое». Сперва додумались до войны, а лишь затем до оружия. Война создала потребность оружия, а не наоборот.
Не заглядывая в даль веков, исследуем лишь взаимоотношения тактики и техники в новейшее время, рассмотрим последние звенья нашей цепи – чередование моментов тактических и технических.
1. Революционные и наполеоновские войны выдвинули массовые армии, а массовые армии создали новую тактику (вне всякой зависимости от техники). Тактика эта характеризовалась стрелковыми цепями (элемент огня), за которыми следовали «колонны к атаке» (элемент удара).
Новая тактика потребовала нового оружия. Ведение стрелкового боя требовало скорозаряжающегося ружья, массовые колонны, в свою очередь, являлись слишком заманчивыми целями, чтобы не стимулировать изобретательность конструкторов.
2. Дрейзе сконструировал свое игольчатое ружье. Новое оружие появилось как раз в той армии, что наиболее полно и последовательно восприняла новую тактику. Пруссия, кроме того, одна сохранила «народную армию», и эта армия, при коротком сроке службы, естественно, более других нуждалась в простого устройства скорозаряжающемся ружье.
3. На это новое оружие техники тактика ответила рассыпным строем всего боевого порядка.
4. Рассыпной строй усложнил технические задачи (являющиеся в первую очередь проблемами поражаемости). Магазинное ружье не явилось удовлетворительным выходом из положения – и на рассыпной строй тактики техника смогла ответить в полной мере лишь машинным огнем пулемета.
5. На машинный огонь техники – тактика ответила расчленением боевого порядка в глубину…
Мы видим, таким образом, что, начиная с пещерного человека, в первый раз догадавшегося запустить камнем в соперника, до Максима, Шнейдера и Круппа – техника выполняет задачи, поставленные ей тактикой. Идея скорострельного ружья носилась в воздухе при Ваграме и Бородине, как идея пулемета чувствовалась при Сен-Прива и Плевне. Техника никогда не творит «вне времени и пространства». Ее работа указывается, более того – властно диктуется тактикой. Техник исходит из определенных современных ему тактических предпосылок. Дрейзе мог сконструировать игольчатое ружье, но он не мог сконструировать пулемет, как не додумался бы до пулемета и Максим, живи он в эпоху наполеоновской тактики.
Тактика – порождение духа – властвует над техникой – порождением материи. Совершенно ошибочно, например, утверждение, что огромная пропорция артиллерии в Русской армии XVIII в. объясняется тем, что Россия того времени «занимала первое место по выплавке чугуна». Большое количество пушек объясняется не этим методом исторического материализма, не тем, что пушки эти отливали с горя, не зная, куда девать избыток чугуна, – а тем, что все наши тогдашние уставы (вспомним хотя бы Шувалова) отводили артиллерии первое место и проводили резко выраженную, даже утрированную огневую тактику. Абсурдно и утверждение материалистической школы, что производство бессемеровской стали открыло собою новую эру тактики (иные говорят, даже стратегии). В этом случае тактика создала новую эру техники, использовав бессемеровскую сталь в своих целях. Плод техники созрел в лучах солнца тактики.
Три поколения – «колонны к атаке» при Сен-Прива, стрелковые цепи Франсуа и Моргена, «змейки» и «стайки» расчлененного в глубину боевого порядка рейхсвера. Единая наступательная, более того – нападательная – тактика. Техника тут ни при чем. Но тактические навыки – совершенно разные – и это благодаря новой тактике.
Ошибочность принципа «новая техника – новая тактика» – принципа, подчиняющего тактику технике – с особенной силой сказались на примере французской армии 1870 г.