Как Горбачев ''прорвался во власть''

Заканчивалось послание следующими торжественными словами: «Глубоко скорбя по поводу тяжелой утраты, мы заверяем Центральный Комитет родной Коммунистической партии, Советское правительство в том, что коммунисты, весь личный состав органов и войск КГБ будут и впредь верным боевым отрядом партии, сделают все для того, чтобы надежно обеспечить государственную безопасность нашей великой Отчизны». Красиво! Сейчас так писать, увы, уже не умеют.

Легко представить себе, с каким большим внутренним волнением и вместе с тем с одобрением читали эти скорбные и одновременно полные мужества слова своего московского начальства сотрудники всех штатных и нештатных ячеек КГБ, разбросанных, словно пчелиные соты, по всей территории СССР, а также на территориях зарубежных государств.

Несомненно, вчитывались в них и сотрудники Ленинградского УКГБ, в одном из отделов которого скромно занимался «нудной бюрократической работой» майор Путин. Ей-ей, не думал он и не гадал, что именно ему в недалеком будущем выпадет карма добить во имя интересов капитала и опять же для блага «великой Отчизны» истерзанные в предыдущих политических склоках последние упрямые отряды «родной Коммунистической партии», чей былой организационный и политический монолит источили в труху, на глазах и не без участия КГБ, а затем распылили на бескрайних постсоветских пространствах крысы предательства.

* * *

В понедельник 13 февраля (мрачное совпадение!) Пленум ЦК КПСС, заседавший в Свердловском зале Кремля, назвал имя нового Генерального секретаря. Им стал Константин Устинович Черненко, 1911 года рождения.

Известие об этом имело шокирующий эффект как для аппарата ЦК, так и для всей партии. Как, впрочем, и для страны в целом. Сам по себе Черненко был достойным человеком, безупречным в нравственном отношении. Однако в силу ряда причин он не пользовался авторитетом ни в партии, ни в обществе. За ним не было никакого потенциала, который позволял бы ему претендовать на столь высокий пост— ни административного, ни политического, ни силового. И вдобавок он был крайне слаб физически, что хорошо просматривалось по телевизору.

Демонстрационная часть избрания Черненко генсеком была срежиссирована умными людьми так, что от имени Политбюро его кандидатуру предложил Пленуму 79-летний предсовмина Тихонов, слывший еще одним «верным брежневцем». Явление двух этих слабых старых людей на политической вершине страны, и без того измученной многолетним зрелищем брежневского увядания, произвело гнетущее впечатление. Как будто бы сам Брежнев вдруг встал из могилы, отряхнул с пиджака землю со снегом и пошел на свое прежнее рабочее место.

В обществе возникло состояние, похожее на то, которое психологи обозначают словом «фрустрация»: в душе крушение всех надежд, тревога, подавленность, и вместе с тем веселая отчаянная злоба — дать бы кому-нибудь в морду, а там будь что будет. По моим впечатлениям, именно в такое состояние привело общество избрание Черненко генсеком. Врезать хотелось и самому новому генсеку, и Пленуму, да и всей 18-миллионной на тот момент КПСС, не способной родить из себя нормального лидера. В общем и целом ущерб авторитету партии в глазах народа был нанесен невосполнимый.

Лишь немногие люди в руководстве партии и, конечно же, в КГБ знали подлинный смысл произошедшего. Знали, что Черненко слаб не от возраста, а по причине тяжелейшего отравления, чудом пережитого им за полгода до смерти Андропова. Знали, что идея назначить Черненко своей марионеткой на посту генсека пришла в голову министру обороны СССР маршалу Устинову, и была реализована им при поддержке первого заместителя предсовмина СССР, министра иностранных дел СССР Громыко.

Знали, что безвольное решение Пленума ЦК означало в сути своей согласие на сосредоточение всех основных рычагов политической и государственной власти в СССР в руках маршала Устинова, который как член Политбюро контролировал наряду с Вооруженными Силами СССР также и отрасли ВПК. То есть был военным «суперминистром», продвинутым в свое время на министерский пост Андроповым. С февраля и до момента смерти в декабре 1984 г. маршал Устинов был в СССР одновременно и ЦК, и Совмин, хотя официальная политическая пропаганда продолжала жонглировать словами о «руководящей и вдохновляющей роли КПСС».

Но, конечно, в дни похорон Андропова только особо посвященные знали или догадывались об этих раскладах. Остальная масса, включая и меня самого, в душе изливала негодование на бедного Черненко.

* * *

…В человеческом сообществе, наверное, трудно придумать ситуацию, в которой было бы так же мало подлинно человеческих чувств, как мало присутствует их на всякого рода государственных похоронах. На тех похоронах лидеров брежневской эпохи, которые мне довелось наблюдать собственными глазами, таких чувств, по-моему, не было вообще.