— Спервоначалу будто и пошло у них все, как по маслу. А после началось. То хлеб вытопчет скот, то пожар случится, а то еще скот весь подох от какой-то причины. Кто проделывал — неизвестно, а только вскоре колхоз распался. Самые лучшие наделы и выпас к кулакам перешли, а тут и постройки заодно растащили. Вот какие дела были.
— Что ж, — сказал Федоров, — с кулаками не миновать и нам воевать. Сейчас, как на пустую затею смотрят, а расправим крылья — повоевать придется.
— Бесприменно схлеснемся с этими гадами! — произнес Юся Каменный. — А федоровскому дому в первую очередь гореть… Послушал бы, как они тебя костят…
Столкнуться с кулаками пришлось вскоре. Закончив посев, коммунщики начали хлопотать в сельсовете о передаче им под выпас большого луга, который каждый год за три ведра водки выкашивали кулаки.
В тот день, когда обсуждали это дело, на сход пришли подвыпившие мужики и подняли такой крик, что на всю деревню их было слышно.
— Мирской выпас, — орали подпоенные кулаками, — как хотим, так и воротим!
— Нет нашего согласия!
— К чортовой матери! Пускай болото осушат и пользуются!
— Коли так — поделить лучше!
Особенно старались те, кто привык из года в год устраивать «вспрыскивание» выпаса.
— Ишь, ловкачи какие! Им только дай!
— А они что дали?
Нажить надо!
— Не давать и только! Нет нашего согласия!
Федоров побагровел, жилы на его шее набрякли и посинели, рот нехорошо скривился в сторону.
— Дай слово! — прохрипел Федоров, обращаясь к Кандыбину.
Председатель молча кивнул головой. Федоров встал и подошел к столу. Увидев его, крикуны подняли невообразимый шум.
— К чорту!
— Долой!
— Помещи-и-к!
— Фью-ю-ю!
Федоров перегнулся через стол, губы его дрожали от гнева. Со всего размаха он саданул кулаком по столу и, покрывая шум голосов, заорал:
— Гарлопа-а-а-ны!
Сход опешил. Передние ряды откатились назад.
— Ну? Наорались? А теперь я скажу.
Сдерживая себя Федоров сказал, стараясь говорить спокойнее:
— Меня перекричать трудно… У меня глотка пошире вашей будет. Кого хошь переору. Да только дело тут не такое, чтобы орать. Мирской, говорите, выпас? Ладно! Поделить хотите? Ладно! А только какая вам польза от раздела? По аршину на хозяйство урвете?.. Сам знаю, что расчета нет дележку устраивать. Стало-быть что же? Стало-быть выходит, не землю хлопочете?.. Выпасом ведь все равно кулаки пользуются… Ну, а я так скажу: считаете вы себя людьми, а за рюмку водки готовы всякую пакость устроить. Вам что — выпить и только, а нам с этим выпасом — целая жизнь… Подумайте-ка над этим.
Тут встал председатель совета Кандыбин и сказал:
— Дело такое, товарищи. Федоров и батраки с нашей деревни организовали артель птицеводную. По закону какой-нибудь выпас представить мы им обязаны. А тем паче, что других артелей нет и выпасом этим никто не пользуется, а у них под рукою он.
До вечера шумел сход, однако большинством голосов выпас был передан коммунщикам.
По этому случаю разговоров в деревне было не мало, а тут еще новость прокатилась по деревне. Филька привез из города бумагу, по которой силантьевские гуси были объявлены племенными.
— Еще артель сбивают, — передавали бабы у колодца, — Филька-то Силантьев с бумагой приехал. А вчера Прокофий да другие богатеи собранье проводили, чтобы свою артель устроить.
Начатое Филькой дело с гусями пошло получше, чем у коммунщиков. Кулаки быстро сообразили, какую выгоду можно получить из этого дела, а передача выпаса коммунщикам заставила их торопиться. Шесть кулаков, во главе с Прокофьем и Силантьевым, в несколько дней сколотили свою артель и сумели привлечь в это дело не только середняков, но и часть бедноты.
— Пустая была бы затея, — не взялись бы, — рассыпались кулаки, — а зевать нечего. Не такое время, чтобы зевать. Сегодня эти лодыри выпас забрали, завтра, того гляди, — штаны снимут…
На кулацкую удочку клюнуло несколько хозяйств.
— Что ж, — рассуждали многие, — хозяева они крепкие, не то что Федоров. У того, кроме блох, никакой скотины… Не выйдет у него, так хвостом вильнет да и был таков. Побирайся тут после. А это уж серьезные хозяева. Зря деньги не выкинут.
Однако большинство крестьян осталось в стороне, выжидая дальнейших событий. За последние дни, когда посев был закончен на огородах, коммунщиков стали посещать любопытные; заглядывали в шалаш и усмехаясь молча покачивали головами.
Некоторые, посмеиваясь в бороды, пытались шутить:
— Зима, придет, — прохладно будет у вас.
А в деревне говорили одно:
— Ни чорта не выйдет.
Слухи эти докатывались и до коммунщиков, но у них в эти дни шла горячая работа, и на все слухи, как сказал однажды Никешка, плевали они с самого мая и до конца года.
Коммунщики начали строить зимнее жилье. Но в первый же день перед ними встали десятки затруднений. Лес для постройки отвели в 10 верстах от «летней дачи», как в шутку называли свой шалаш коммунщики. А таскать на себе бревна было делом невозможным.
— Придется лошадей нанять, — сказал Кузя.
— На какие шиши наймешь-то?