Как это будет?

– С тобой… Ты выпадешь из… информационного пространства. Ты же знаешь, информационный повод живёт девять дней. В эти девять дней о тебе будут говорить и писать везде. Твоя фамилия станет нарицательным, синонимом глупости и пошлости. А затем какая-нибудь дура вывалит на всеобщее обозрение дряблую грудь, или же очередная опухшая от пьянства балерина наградит матушку землю «поцелуем Сволочковой», и о тебе забудут…

Треф подполз поближе к собеседнику и, нежно прижавшись головой к его брючине, со страстью в голосе прошептал:

– И всё? Значит, я могу надеяться…

– И плюс ко всему, и фамилия у тебя не кошерная! Треф!

Лицо банкира испуганно вытянулось.

– Шутю. Я тебя больше не задерживаю. Ты свободен… относительно свободен.

Треф трогательным жестом комнатной собачки потёрся лицом о ногу всесильного собеседника и, стараясь придать своему лицу лукавый вид, спросил:

– Слава… открой секрет – как вы это сделали? Ведь это же был не я… А?

«Слава» покровительственно потрепал банкира по холке.

– Шалунишка! Всё-то тебе надо знать! Помучайся в неведении, зачем тебе знать то, чего тебе знать не надо? Ползи вон туда!

Оставив своего собеседника в замешательстве, «Слава» сел за стол и вновь погрузился в чтение.

IV

Виктор Петрович Солдатов с детства любил бывать на Красной площади. В ноябре 1985 года его мама, простая школьная учительница, получила приглашение на ноябрьский парад. Виктор Петрович на всю жизнь запомнил то чувство восторга, которое он, первоклассник, испытал в тот день. Они с мамой стояли слева от мавзолея и хорошо видели генералов, космонавтов, партийных руководителей, густо облепивших мавзолей. Виктор Петрович помнил тот чудный миг, когда на трибуну мавзолея поднялся человек в фетровой шляпе и приветливо помахал рукой всем, кто собрался на площади. И ему, Вите Солдатову, помахал, и Витя с мамой весело замахали в ответ. Тогда, в ноябре восемьдесят пятого, человек в шляпе ещё пользовался бешеной популярностью. Он пришёл к власти очень вовремя, на контрасте со слабыми и больными предшественниками, он казался молодым, энергичным и умным. Ощущение ума очень быстро исчезло, затем потихоньку испарилась энергия, и в декабре девяносто первого обладатель шляпы являл собой образец типичной жертвы энтропии. Всеми презираемый и брошенный, он еще несколько дней пытался изображать руководителя государства, которое уже не существовало. Но это будет позже, а в ноябре восемьдесят пятого Витю поразила мощь, исходившая от тягачей, провозивших по площади ракеты. С утробным рычанием катились по брусчатке грузовики с техникой, из люков бронемашин грозно смотрели лица офицеров, чётко чеканя шаг, прошли подразделения десантников… Такой уверенностью, такой силой веяло от этих людей, что маленький Витя почувствовал, будто кто-то огромный несильно сжал его своей мощной ладонью, поднял высоко-высоко вверх и шепнул на ухо три заветных слова, от которых у него сначала закружилась голова, а затем наступило умиротворение и спокойствие. В тот момент Витя понял, что эти люди никогда не допустят, чтобы кто-то навредил ему или его маме, и мальчику стало тепло и уютно, несмотря на холодный ноябрьский день…

Прошло много лет, и вот Виктор Петрович стоял на когда-то родной ему площади и не узнавал её. Ему казалось, будто бы кто-то выпустил из пространства над площадью весь воздух. Стены, храмы, мавзолей – всё было подёрнуто какой-то дымкой, казалось нереальным, смутным. Мимо проходили люди с уставшими злыми лицами, радостно лопотали по-своему многочисленные китайские туристы. Куранты начали свой привычный бой, и Виктор Петрович с изумлением увидел, что стрелки часов на Спасской башне с бешеной скоростью крутятся в обратном направлении. Задыхаясь, Виктор Петрович рванул воротник рубахи, но он не поддавался. Огромный клуб дыма вырвался из Боровицких ворот, и Виктор Петрович с ужасом увидел, как привычный с детства образ башни дрожит, слоится и рассыпается на отдельные фрагменты. Взрывная волна сорвала шляпу с головы Виктора Петровича, и хохочущий китаец-турист погнал её к Историческому музею пинками коротеньких ног, радостно прикрикивая:

– Пе-ге-стгой-ка! Пе-ге-стгой-ка!