Дороти-Рей напала на нее, когда они сидели в лимузине и ждали мужчин. Поначалу она бессмысленно таращилась в окно на хлопавшее по ветру сине-красно-белое полотнище, но неожиданно зашипела на Эйвери, точно кошка.
– Ты довольна, да?
Головка Мэнди лежала у Эйвери на коленях. Девочка устала от митинга на открытом воздухе, стала беспокоиться и капризничать, поэтому они вернулись в машину до окончания программы. Дороти-Рей пошла вместе с ними и первое время сидела так тихо, что Эйвери почти о ней забыла.
– Прости, ты что-то сказала? – рассеянно отозвалась она.
– Сказала, что ты, видно, довольна.
Эйвери решительно ничего не поняла и недоуменно покачала головой:
– Чем довольна?
– Тем, что Джек утром оказался в глупом положении.
Опять пьяная? Эйвери взглянула на нее попристальнее. Нет, напротив, похоже, недопила. Глаза Дороти-Рей были ясными, но в них стояло какое-то невменяемое выражение. В руках она комкала влажную бумажную салфетку.
– Чем же я, по-твоему, поставила его в такое положение?
– Встав на сторону Тейта.
– Он же мой муж.
– А Джек – мой.
Мэнди было проснулась, но, едва успев открыть глаза, снова уснула. Дороти-Рей заговорила тише:
– И это не помешало тебе попытаться увести его от меня.
– Я не пыталась его увести.
– Ну, может быть, в последнее время и нет, – ответила она, промокая глаза салфеткой, – но до катастрофы пыталась.
Эйвери промолчала.
– А самое мерзкое тут в том, что на деле он не был тебе нужен, – продолжала Дороти-Рей. – Стоило ему проявить к тебе интерес, и ты дала ему от ворот поворот. Тебе было плевать, что этим отказом ты его растоптала. Ты хотела получить Тейта, заигрывая с его братом.
Эйвери не отрицала этих злобных обвинений, поскольку они вполне могли оказаться правдой. С Кэрол вполне сталось бы без зазрения совести крутить роман с братом мужа или, по крайней мере, делать ему авансы, получая особое удовольствие от разлада, который в результате возникал в семье. Вероятно, это было частью плана Кэрол, имевшего целью уничтожить Тейта.
– Я не имею никаких видов на Джека, Дороти-Рей.
– Еще бы, ведь он не на первых ролях. – Она, как клещ, вцепилась в руку Эйвери. – И никогда не был. Ты прекрасно это знаешь, почему же не оставила его в покое? Какое право ты имеешь так играть чужой жизнью?
Эйвери высвободила руку:
– А ты за него боролась?
Дороти-Рей не была готова к ответной атаке и оторопело на нее уставилась:
– Что?
– Боролась ты со мной за Джека или каждый день упивалась вдрызг, пустив все на самотек?
Лицо Дороти-Рей задергалось, а обведенные красными кругами глаза покраснели еще больше и опять набрякли слезами:
– Так говорить жестоко.
– Тебе слишком долго боялись это сказать. Вся семья закрывает глаза на твою болезнь.
– У меня нет никакой…
– Есть. Алкоголизм – это болезнь.
– Я не алкоголичка! – слезливо выкрикнула она, повторяя многолетние оправдания собственной матери. – Я просто иногда…
– Нет, ты пьешь, чтобы напиться и быть пьяной. Замыкаешься в жалости к себе, а потом удивляешься, почему твоего мужа тянет к другим женщинам. Посмотри на себя. Ты совсем опустилась. Разве не понятно, отчего Джек потерял к тебе интерес?
Дороти-Рей схватилась за ручку дверцы:
– Я не обязана здесь сидеть и все это выслушивать!
– Нет, обязана. – Разгорячившаяся Эйвери удержала ее за руку. – Пора кому-нибудь поговорить с тобой пожестче и открыть тебе на кое-что глаза. Мужа твоего никто не уводил. Ты сама заставила его от себя отвернуться.
– Неправда! Он клялся, что ушел не из-за меня!
– Ушел?
Дороти-Рей непонимающе на нее воззрилась:
– Ты забыла, Кэрол? Вскоре после того, как вы с Тейтом поженились.
– Я… да нет, конечно, я помню, – замялась Эйвери. – Его ведь тогда не было целых…
– Шесть месяцев, – жалобно протянула Дороти-Рей. – Самые долгие шесть месяцев в моей жизни. Я не знала, где он, что делает и вернется ли когда-нибудь.
– Но он ведь вернулся.
– Он сказал, ему нужно время, чтобы кое в чем разобраться. У него ведь столько причин для расстройства.
– Какие же это причины?
Она беспомощно развела руками:
– Ну, надежды Нельсона на адвокатскую фирму, кампания Тейта, мое пьянство, Фэнси.
– Фэнси нужна мать, Дороти-Рей.
Она горько усмехнулась:
– Но не такая, как я. Меня она ненавидит.
– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, как и к чему она относится? Ты с ней хоть разговаривала?
– Пробовала, – проскулила Дороти-Рей. – Она невыносима.
– Она боится, что ее никто не любит. – Эйвери коротко вздохнула. – А я боюсь, что она права.
– Я люблю ее, – запротестовала Дороти-Рей. – Она всегда получала от меня все, что ни попросит.
– Ты отделывалась от нее безделушками, чтобы заботы о ней не мешали тебе пить. Оплакиваешь двух потерянных детей за счет своего единственного ребенка.
Дороти-Рей упомянула о своих мертворожденных детях в день, когда выплыла на свет история с абортом Кэрол. Позднее Эйвери выведала у Фэнси кое-какие детали. Во многом она теперь понимала, отчего Дороти-Рей так несчастна. Наклонившись к ней, она продолжала: