Как две капли воды

– Нет, – печально сказала она.

– "Скажи, что она блефует, что у нее нет свидетелей, фальсифицированные документы", – повторил он ее сло­ва. – Если тебя поймают, ты всегда найдешь, как улиз­нуть. Много еще таких трюков у тебя в запасе?

– Я предложила все это, чтобы защитить тебя. Тебя, Тейт.

– Конечно. – Его губы искривила циничная усмешка. – Если ты что-нибудь хотела сделать для меня, то не сдела­ла бы аборта. А еще лучше, если бы ты не забеременела. Или ты думала, что ребенок – это твой билет в Вашингтон?

Он внезапно отпустил ее, отняв руку, будто не желая больше до нее дотрагиваться.

– Постарайся не попадаться мне на глаза. Видеть тебя не могу!

Он вернулся в гостиную, где его ждали советники. Эйвери, прислонившись к стене, зажала рот руками, чтобы сдержать рыдания.

В новой попытке ответить за грехи Кэрол она только оттолкнула от себя Тейта.

На следующее утро Эйвери проснулась словно с по­хмелья. Голова гудела, глаза были опухшие, и их жгло от ночных слез. Накинув легкий халат, она пошла в ванную.

Открыв дверь, она сразу отпрянула к стене от ужаса, прочитав написанное ее губной помадой на зеркале:

«Тупая сука, ты все погубила».

Страх сначала сковал ее на мгновенье, затем будто подтолкнул. Она бросилась к шкафу, наскоро оделась. Задержалась перед зеркалом лишь для того, чтобы стереть надпись, и выскочила из комнаты, будто ее преследовали демоны.

За несколько минут она оседлала лошадь. Быстрым га­лопом пронеслась по пастбищу, отдаляясь от красивого дома, таившего такое вероломство. Хотя первые лучи солнца согрели кожу, руки ее покрылись мурашками при мысли о том, что кто-то входил в спальню ночью.

Возможно, Айриш и Вэн были правы. Надо быть дей­ствительно безумной, чтобы продолжать этот маскарад. Она может поплатиться жизнью за мерзкие махинации другой женщины. Какой журналистский материал стоит этого? Ей нужно скрыться, пока ее не разоблачили.

Она может исчезнуть, поехать куда-нибудь, переме­нить имя. Она умна и энергична. Многим интересуется. Журналистика – не единственный способ приложения своей силы.

Но все это были варианты, продиктованные паникой и страхом. Эйвери знала, что не поступит так. Она не выне­сет еще одного профессионального провала, тем более такого мощного. А что, если вследствие этого Тейт по­гибнет? Он и Мэнди сейчас значили для нее больше, чем любой успех. Она должна остаться. Выборы через не­сколько недель. Конец уже виден.

Из слов на зеркале она поняла, что непредсказуемость Кэрол разозлила врага Тейта. Он занервничал. Нервничающие люди допускают ошибки. Ей нужно быть более внимательной, чтобы не пропустить его саморазоблаче­ния и чтобы нечаянно не выдать себя.

В конюшне никого не было, когда она вернула лошадь в загон. Она расседлала ее, дала ведро корма и насухо вытерла.

– Я искал тебя.

Эйвери в страхе уронила скребницу и круто поверну­лась.

– Тейт! – Она приложила руку к бешено колотящему­ся сердцу. – Я не слыхала, как ты подошел. Ты меня на­пугал.

Он стоял у входа в конюшню. Около его ног, вывалив язык, послушно сидел Шеп.

– Мэнди требует на завтрак твои французские тосты. Я сказал ей, что пойду тебя поищу.

– Я ездила кататься, – сказала она, хотя это и так было ясно.

– А куда же подевались те затейливые брючки?

– Что-что?

– Ну те… – Он похлопал себя по бедру.

– Галифе? – Ее джинсы и ботинки и впрямь нельзя было назвать затейливыми, а простую хлопчатобумаж­ную рубашку она оставила незаправленной. – Я в них теперь чувствую себя как-то нелепо.

– А! – Он шагнул прочь.

– Тейт! – Он обернулся, и она нервно провела языком по губам. – Я знаю, что все просто в ярости из-за меня, но мне важно только твое отношение. Ты ненавидишь меня?

Шеп улегся на прохладный цементный пол конюшни, положил голову на передние лапы и возвел на нее скорб­ный взор.

– Я лучше вернусь к Мэнди, – проговорил Тейт. – Ты идешь?

– Да, сию минуту.

Но ни он, ни она не двигались с места, продолжая сто­ять и смотреть друг на друга. Тишина в конюшне время от времени нарушалась лишь стуком подкованного копы­та или фырканьем лошади. В полосах солнечного света, падавшего из окон, плясали пылинки. Неподвижный воздух был напоен приятным запахом сена, лошадей и кожи. И пронизан вожделением.

Эйвери вдруг стало тесно в одежде. Волосы казались слишком тяжелыми, кожа будто стала мала для тела. Ее неудержимо потянуло подойти к Тейту, обнять его, при­жаться щекой к его груди и ощутить биение его сердца, как тогда, когда он проникал в нее. Ей так хотелось, что­бы он вновь устремился к ней со всей жаждой страсти, пусть даже ему было от нее нужно только кратковремен­ное наслаждение.

В ней кипели желание и отчаяние одновременно, это сочетание было поистине непереносимо. Она отвела глаза и небрежно потрепала бархатную морду мерина. Тот ото­рвался от своей порции овса и стал ласково тыкаться ей в плечо.

– Странно.

Она опять взглянула на Тейта:

– Что странно?

– Раньше, стоило тебе оказаться поблизости, у него искры сыпались из ноздрей. Ты хотела, чтобы его прода­ли на бойню. А теперь вы с ним лижетесь. Что случилось?

Она посмотрела прямо в серые глаза Тейта и мягко произнесла: