Как две капли воды

– Нет, не совсем. Вот если кто-то из нас не желал ехать на очень скучный ужин или принимать какого-то противного гостя.

– А вы будете очень скучать по Виктории, когда она уедет?

– Ужасно, – печально вздохнула Оливия. – Зато вы будете чаще сюда приезжать, особенно ты. Я очень рада, что познакомилась с тобой.

– Я тоже, – кивнул мальчик, доверчиво вкладывая в ее ладонь свою. – И никому не скажу о родинке.

– Смотри, я на тебя надеюсь, – серьезно предупредила она и обняла мальчика. Как приятно хоть на минуту представить себя его матерью. Счастливица Виктория!

Вечером того же дня Чарлз увез сына, но пообещал вернуться на Рождество. Джеффри уже начал строить планы, а Оливия пообещала устроить грандиозный ужин в честь будущей помолвки и пригласить всю округу.

Отец остался очень доволен, но Виктория выглядела усталой. Правда, все было не так плохо, как она ожидала. Этим вечером она рано легла спать, а Оливия еще долго сидела у камина, предаваясь невеселым мыслям. Опять все перевернулось за один день. Виктория, Чарлз и Джефф стали семьей, а она… она неожиданно превратилась в старую деву.

Глава 9

Объявление о помолвке Виктории Элизабет Хендерсон и Чарлза Уэстербрука Доусона было напечатано в «Нью-Йорк тайме» в первую среду после Дня благодарения.

Там же упоминалось о том, что свадьба назначена на июнь, хотя точная дата еще не определена. Эдвард Хендерсон, радостно улыбаясь, сложил газету и бросил на стол. Все устроено!

Известие вызвало обычное, не слишком бурное волнение. Приходили открытки с поздравлениями, кое-кто даже звонил. По городу вновь поползли слухи, но уже не такие грязные. Передавали, правда, что невеста слишком откровенно флиртовала с Тоби Уиткомом и их даже видели наедине. Но никто ничего не знал наверняка, кроме Тоби, а распускать язык было не в его интересах. Зато теперь Виктория, с точки зрения отца, была в безопасности.

Но сама девушка с тупым изумлением уставилась на объявление. Как они могли сделать это? И почему? Всего лишь из-за ее несчастного романа с Тоби? Потому что она доверилась негодяю? И теперь пожинает плоды своего безрассудства… продана в рабство человеку, которому совершенно безразлична, и вынуждена будет делать с ним в постели то же, что и с Тоби! Какая мерзость! Сумеет ли она выдержать, пройти через все это? Правда, Чарлз дал понять, что хочет от нее лишь дружбы и материнской заботы о Джеффри.

Но даже мысль о ребенке ей отвратительна. Она не желает быть ничьей матерью! При виде Джеффри она сразу же вспоминала о малыше, которого потеряла, и корчилась от душевной боли. Но так или иначе, а в ней теплилась надежда, что муж не потребует, чтобы она делила с ним постель. Хоть бы так и было! Его прикосновения ей противны!

– Почему ты такая хмурая? О чем задумалась? – спросила Оливия, входя в комнату со стопкой свежих полотенец. И, заметив в руках Виктории газету с объявлением, понимающе кивнула. – Ты будешь счастлива с ним, Виктория. Он хороший человек и позволит тебе делать все, что пожелаешь.

Виктория тяжело вздохнула, настолько погруженная в собственное отчаяние, что даже не чувствовала, как несчастна сестра.

С этого времени она подолгу гуляла днем, и Оливия делала вид, что не замечает исчезновений сестры. Виктория по-прежнему убегала на собрания суфражисток и становилась все более раздражительной. Ее гнев на мужчин временами граничил с ненавистью, и, хотя она старалась сдерживаться, при каждой удобной возможности не стеснялась высказывать свое нелестное мнение. Оливия была убеждена, что ее отношение к противоположному полу и сочувствие к женщинам, как жертвам правительств разных стран в целом и мужчин в частности, вызвано поведением Тоби Уиткома и, как ни странно, Чарлза Доусона. Виктория считала последнего чем-то вроде работорговца, заключившего союз с ее отцом, чтобы наказать ее за любовь к Уиткому.

К сожалению, задуманный Оливией обед не интересовал Викторию, и она почти не слушала сестру, читавшую список гостей, а потом заявила, что ей совершенно все равно, кто приедет. И равнодушно пожала плечами при упоминании Рокфеллеров и Кларков. Ей, во всяком случае, нечего праздновать! Всего-навсего очередная сделка!

– Не говори так, Виктория, – расстроилась Оливия, когда сестра накануне приезда Доусонов на Рождество в очередной раз распространялась о несправедливости отца. – Он желает тебе добра. Вы оба заинтересованы в этом браке. Чарлз спас тебя от всеобщего остракизма, а ты… подумай о маленьком Джеффри и о том, как он будет счастлив получить мать!

– Не желаю быть ничьей матерью! – разозлилась Виктория. – Не хочу и не умею! И я ему даже не нравлюсь.

– Вздор! Не будь глупышкой!

– Он любит тебя, – твердо объявила Виктория. – И при этом прав. Мальчик прекрасно знает разницу между мной и тобой и чувствует, что я терпеть не могу детей.

Оливия не желала признаться даже себе, что Джеффри Доусон обладал необычайной способностью различать их, даже не видя знаменитой родинки.

– Он любит нас обеих. И я уверена, что ты очень скоро изменишь к нему отношение.