Как две капли крови

– Два пулемета ПКТ, переделанных для пехотного использования. Восьмидесятидвухмиллиметровый миномет «Поднос» и двенадцать мин к нему. Три снайперские винтовки на двух настоящих стрелков. Есть и третий, но он только учится, работает так себе, новичок. Две винтовки – обычные «СВД», одна – крупнокалиберная «Корд». Она трофейная. Находится как раз у этого ученика.

– Прицел у нее какой?

– Дневной. «Гиперон».

Командир роты передал ответы пленника старшему лейтенанту Соколовскому.

– Отработаем. Не впервой, – сказал тот.

– Со снайперами аккуратнее надо. Ты наших ребят на них натрави. Они не зря в Солнечногорске учились, умеют охотиться. – Анчар снова повернулся к пленнику и осведомился: – Что у вас там еще интересного есть? Говори, иначе, в случае любого сюрприза со стороны банды, буду сначала по половине руки тебе отрубать, а потом, когда они кончатся, и за ноги возьмусь.

– Бригада землекопов. Десять человек. Они могут очень быстро тоннели копать. За ночь полтора десятка метров делают. Однако это если кто-то за ними будет землю выносить на поверхность. В противном случае восемь, самое большее десять метров получается.

– Что и где они уже прокопали?

– Карта у эмира. Я не смотрел. Землекопы ему лично подчиняются. Знаю только, что они работали в райцентре, подбирались к военным складам и к отделению полиции.

– Как эмира зовут?

– Ибрагим аз-Захари. Так он сам себя называет. Еще с Сирии. А настоящего его имени никто не знает.

– Тезка, значит.

– Чей тезка? – спросил бандит.

При этом он показал, как хорошо владеет русским языком. Это слово знает далеко не каждый иностранец.

– Мой тезка. Меня Ибрагимом зовут. И мать моя родная когда-то носила фамилию Захарова. Значит, вдвойне тезка. Но ничего, мы и с тезками повоюем. А ты где так по-русски разговаривать научился?

– Я заканчивал Московский институт международных отношений, – сообщил пленник с очевидной гордостью, непонятной старшему лейтенанту.

Крушинин слышал, что в давние советские времена МГИМО был самым престижным вузом страны, наравне со ВГИКом. Однако теперь, во времена российские, поменялись многие приоритеты. Сегодня МГИМО считался вузом, куда шли сыновья и дочери богатых людей, да и только.

– Факультет какой? – спросил Ибрагим Владимирович. – У меня жена МГИМО заканчивала.

Он сам не знал, почему так сказал. Анчар ведь даже не сделал своей многолетней подруге Полине официального предложения, хотя у них должен был уже вскоре родиться сын. Так говорили врачи, определившие пол будущего ребенка. Встречались они практически каждый день, когда Ибрагиму Владимировичу удавалось приехать в город, хотя и не жили вместе.

– Международно-правовой.

– Нет. Она училась на факультете международной журналистики.

– А работает где?

Ответить старший лейтенант не успел.

К ним подошел санинструктор взвода скалолазов ефрейтор Сапожков и сказал:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите сделать раненому перевязку.

– Перевязывай. Только чуть погоди, – разрешил командир роты, радуясь, что ефрейтор прервал этот разговор, который невольно делал пленника почти знакомым ему человеком.

Тот, видимо, именно этого и добивался.

Но еще несколько вопросов этому типу командир роты все же задал.

Ибрагим Владимирович вытащил свой планшетник, вывел на монитор карту третьего ущелья и потребовал от пленника:

– Лагерь банды!.. Покажи, где он находится!

Бандит глянул на монитор и сразу ткнул в него последним оставшимся пальцем, обрызгав при этом кровью. Руки у него уже были развязаны. Это сделал санинструктор.

Крушинин, вытерев кровь пленника его же рукавом, обозначил на карте точку, тут же переслал картинку всем командирам взводов своей роты и спросил:

– Еще что там есть?

– В лагере находится резерв эмира. Должно быть, около двадцати, а то и тридцати человек. В каких палатках они прячутся, я не знаю. В курсе только, что три палатки занимают.

– Семьдесят два бандита – это вместе с эмиром?

– Без него. Он семьдесят третий. – В этих словах пленника содержалась какая-то угроза.

– Разница не велика. Патронов у нас на всех хватит, – показал командир роты свое отношение к этой попытке напугать его.

После этого Анчар прервал разговор с прибалтийским наемником и начал допрашивать других пленников. Однако ничего путного из этого не вышло. Старший лейтенант отводил их в сторону, чтобы не стеснялись что-то сообщать при своих, но они категорически не желали разговаривать с ним. Сначала прикидывались, что русского языка не знают.

Тогда Ибрагим Владимирович переходил на чистейший аварский язык, который знал и помнил с детства, разговаривал на нем с отцом. Подполковник спецназа полиции, трагически погибший на пожаре, всегда уважал свой народ. Это прежде всего выражалось в его отношении к родному языку.

Анчар видел, что пленники его понимали, даже если они и не были аварцами, но отвечать не желали. Тогда он для очистки совести переходил на арабский, которым владел весьма поверхностно. Но и эти его потуги не дали никакого результата. Пленные вполне разумели, что старший лейтенант у них спрашивает, да только вот упорно не отвечали ему, попросту игнорировали допрос.