– Как раз об этом я хотел тебе и сказать. Ты веришь письмам имамов, которых даже не знаешь, с которыми никогда не встречался. Я же верю человеку, который меня усыновил и воспитал. Я знаю его честность и даже солдатскую прямолинейность. Он говорил об отце прямо противоположное, утверждал, что тот был неподкупным борцом с бандитами, никому из них спуску не давал, в первую очередь карал таких негодяев, как твои собратья по оружию, каким ты и сам, к сожалению, стал. За это враги ему отомстили. Я готов продолжать дело отца. Ты же идешь против всей его жизни, совести, всего того, чему отец тебя учил. Ты хоть раз вспоминал его слова о том, что каждый человек должен быть в первую очередь чист перед самим собой, перед своей совестью? Не важно, что про тебя говорят или думают другие люди. Главное, перед собой будь честен. Я отлично помню эти слова. Но ведь отец говорил их при тебе. Значит, и ты должен помнить. Отец никогда не обманывал. Он не мог быть предателем своего дела. Вспомни его. Не забывай эти слова. Он ведь и к тебе их обращал, когда говорил.
– Я помню и придерживаюсь своей чести. А ты – просто дитя российской пропаганды, – вдруг неожиданно резко сказал Темирхан, словно что-то решив для себя.
– А ты – дитя антироссийской пропаганды, хотя и являешься воспитанником короля Иордании, который считает себя искренним другом России. Ты же, насколько я знаю, оканчивал академию королевского спецназа, которая находится под его патронажем.
– Да, я даже бывал на приеме в официальной королевской резиденции – дворце Рагадан, где король, среди других гостей, пожал руку и мне. Я горжусь этим.
– Слава Аллаху! Но это же не говорит о том, что ГРУ или ФСБ подготовило и провело покушение на нашего отца.
– Ты не желаешь принимать очевидного.
– Чего я не желаю принимать? – спросил Ибрагим Владимирович.
– Того очевидного факта, что ты – сын Дагестана.
– Я – сын отца аварца и русской матери. При этом, в отличие от тебя, – гражданин России. Дагестан – тоже часть России. Вот это я принимаю с открытым сердцем и, в отличие от тебя, понимаю, что дагестанцы тоже разные бывают. Встречаются такие, которые мешают своему собственному народу жить нормально, навязывают ему волю, продиктованную извне. Бывают такие, которые хотят жить по-своему, без чужих указок, по своей воле, в ладу со своей честью.
– Но ведь есть же еще и наша вера! Она превыше всего. – Старший брат никак не желал униматься, старательно искал все новые и новые аргументы.
– Кстати, насколько я помню, твой любимый король Иордании Абдалла Второй сам выступал за мирный ислам, против всяческого навязывания его силой, такого трактования, которое большинство мусульман мира не принимают. Он даже распустил у себя в Хашимитском королевстве партию «Братьев-мусульман», которые желали его свергнуть точно так же, как ты хочешь уничтожить в Дагестане российскую власть.
– Вот именно. В Дагестане. Российскую власть. В Дагестане она должна быть дагестанская. Мой народ имеет полное право управлять своей страной.
– Ты ведь знаешь, что такая попытка была предпринята в Чечне. Не буду тебе объяснять, к чему это привело. Понятия власти и народа вообще несовместимы. Народ хочет одного, а власть – совершенно другого.
В это время в кармане у эмира зазвонил телефон. Темирхан прекратил спор, отошел на два шага и достал его.
– У тебя здесь даже связь имеется! – удивился старший лейтенант.
– Конечно. Я специально выбирал место, где она лучше работает.
– Можно подумать, что у тебя было много мест на выбор, – сказал командир разведывательной роты и усмехнулся по поводу хвастовства старшего брата. – Я обложил тебя здесь, под землей, отрезал тебе и твоей банде все пути отхода.
Темирхан посмотрел на определитель номера и ответил торопливо, словно давно уже ждал этого звонка и не желал теперь отвлекаться на разговоры даже с братом, недавно вновь обретенным:
– Да. Слушаю тебя, Юнус.
Тут Ибрагим Владимирович заметил, что брат незаметно, как ему самому, должно быть, показалось, нажал кнопку отбоя и продолжал говорить в микрофон аппарата, который был уже выключен. Старая хитрость, которой трудно обмануть опытного военного разведчика, даже пережившего только что стресс, ранение и контузию.
Темирхан говорил явно для младшего брата, делал паузы, когда якобы слушал слова собеседника. Но эти перерывы были неестественно короткими, словно абонент общался с эмиром одними только междометиями.
– Так. Да, очень хорошо, Юнус. Ты отлично справился с этим делом. Я твою услугу не забуду, достойно награжу тебя за нее. И что старик говорит? Да, он такой по натуре, насколько я знаю. Просит, говоришь. Ну и пусть просит. Нет, мне с ним говорить не о чем. Ты так ему и передай. Пусть ворчит сколько угодно. Ему это по возрасту положено. У меня все. А ты не отпускай их, держи там. – Эмир замолчал, сунул трубку в карман и посмотрел на брата взглядом классического победителя.
Ибрагим откинулся на подушку и заворочался так, словно почувствовал боль в спине. При этом он проверял, какие именно движения делают ее самой сильной.
– Болит? – заботливо спросил Темирхан.