Во время апогея «бархатной» революции в Югославии в октябре 2000 г., требуя признать победу оппозиционного кандидата на пост президента Владислава Коштуницы, забастовку объявили мусорщики Белграда. Вроде бы, это не шахтеры, не нефтяники, и даже не авиадиспетчеры, но через три дня в городе стало трудно дышать от смрада. Горожане стали поджигать мусорные контейнеры, что только усугубило ситуацию. Легко представить, какое недовольство вызвала абсолютно у всех столичных жителей изнуряющая вонь, от которой некуда было спрятаться. Думаю лишне объяснять, что забастовка мусорщиков произошла не потому что они все поголовно были сторонниками оппозиции, а потому что она была нужна для создания недовольства.
Бывают ли массовые волнения стихийными? Да, и довольно часто. Например, дебоши, учиняемые футбольными фанатами, хоть и легко прогнозируемы, но стихийны. Кондопожские беспорядки тоже вспыхнули сами по себе. Как говорится, наболело на душе, вот и прорвалось. Есть примеры и более масштабных волнений. Например, погром турок-месхетинцев в Узбекистане в 1989 г. произошел совершенно беспричинно. По крайней мере, каких-либо внятных объяснений произошедшему никто не дал по сию пору. Во всех этих случаях можно выделить закономерные особенности: стихийные беспорядки проиходят беспричинно, неожиданно, не имеют каких-либо четких целей, системных организаторов, и политических последствий. Очень часто в стихийных массовых столкновениях вообще невозможно определить противоборствующие стороны и выявить конфликт. Между турками и узбеками в Фергане никаких противоречий не было в принципе, то есть классифицировать события 1989 г. как межэтнический конфликт нельзя. Это был погром, но и к подобным действиям у узбеков не было никаких реальных или мнимых причин. Турки просто попали под горячую руку, только и всего.
25. Нефть, PR, революция
Давайте снова обратимся к событиям Первой русской революции. Историки большое внимание уделяют событиям в столицах — Петербурге и Москве, трактуя значительные или незначительные события тех дней в русле своих идеологических предпочтений. А вот о причинах революционного взрыва говорят зачастую весьма обтекаемо — мол, рост противоречий, экономический кризис, да еще усугубленный войной. О причинах же кризиса экономики почти никто толком не пишет, как будто дело это очевидное. Между тем, сам по себе экономический кризис в России в то время кажется совершенно неуместным, поскольку 1904–1907 гг. являлись временем экономического подъема в мировом масштабе после предшествующего незначительного спада. Следовательно, причины экономических трудностей империи были в значительной степени обусловлены, скажем так, субъективными факторами.
Даже если ситуация в целом будет благоприятной, удар по критической точке экономической системы — по решающей отрасли в стране, способен вызвать благодаря эффекту домино большие потрясения в национальном масштабе. Такой ключевой точкой в России начала XX века была, как ни удивительно это покажется, нефтяная отрасль. Начало прошлого столетия — время господства во всем мире парового двигателя, и, стало быть, угля. Но в России, где проживало 9 % населения планеты, тогда добывалось ничтожно малое количество угля — порядка 2 % от общемировой добычи, несмотря на то, что суровые климатические условия делали промышленное производство более энергозатратным, чем где бы то ни было. Топливный баланс был сдвинут в пользу более совершенного и экономичного топлива — нефтяного.
Российская империя уверенно лидировала в добыче и переработке нефти, была крупнейшим поставщиком сырья и нефтепродуктов на мировой рынок. Этому способствовало то, что наше сырье было самым дешевым — в 4–5 раз дешевле американской нефти.[101] Как пишет историк Александр Иголкин,