Как читать книги

– Датские птицы отличают палку от камня, – бормочет Миша. – Палку от камня! Это что, новость?

К его риторическим вопросам лучше всего относиться как к обычным вопросам. Это я узнала от миссис Роча. С очень спокойным видом я поднимаю на него глаза – приходится даже задрать немного голову, ведь он мужчина рослый. Стараюсь смотреть на него особым взглядом – таким смотрят влюбленные, в нем «ты и я», – однако Миша обладает талантом раскладывать свою жизнь по отдельным коробочкам. Вайолет-фиалка – в отдельной коробочке. В какой коробочке его жена, я не знаю. Да и не хочу знать. Любовь делает тебя слепой ко всему, кроме собственного упоения.

– Это новость, Миша, потому люди обожают читать про умных животных.

– Люди обожают протухшие новости? – Его щеки краснеют, и это так мило. – Да господи, это же такой восторг! Прекрасная датчанка научила попугаев различать одинаковое и разное! Птицы знают, что вот это палка и вон то – тоже палка! Революция в науке!

И он совершенно прав. Нет ничего особенного в том, что птица говорит «одинаковые», когда ей показывают две палки, и «разные», когда видит палку и камень. Шарлотта это сделает в любой момент, даже ореха за труды не потребует. Но если показать ей красную палку и синюю палку и спросить: «Что одинаковое?» – она ответит «палка». А если спросить: «Что еще одинаковое»? – она ответит, что «дерево». Если спросить: «Что разное?» – она ответит «цвет». Наша суперзвезда не только знает, что два предмета одинаковые/разные, но и в чем именно два предмета одинаковые/разные.

Миша размахивает руками, как дерево ветвями на сильном ветру.

– Обращаются с птицами как с младенцами! Хвалят за каждое глупое слово! И поцелуйчики без конца!

– Миша, – продолжаю я хладнокровно, подражая миссис Роча и не упоминая, что он и сам не против поцелуйчиков с птицами, – Миша, послушай. Пока люди не увидят, что умеет Шарлотта, птицы доктора Сеннергор так и будут оставаться прорывом в науке.

Петров прекращает размахивать руками – все-таки иногда он ко мне прислушивается. Еще один повод любить его. Наверное, миссис Роча чувствовала что-то схожее. Но только схожее. Никто на всей земле не может чувствовать то, что чувствую к нему я.

– Когда я впервые осознала, что Шарлотта умеет анализировать, я чуть сознание не потеряла. То же самое произойдет с каждым, кто увидит в ролике на «ютюбе», на что она способна.

– «Ютюб»! – бормочет он. – Цирк для безработных болванов.

– Миша, о твоей работе никто не знает. Ты публикуешь одно исследование в три года. К журналистам относишься как к врагам. На посетителей наводишь ужас. Миссис Роча рассказала мне, что журналиста из «60 минут» ты так оскорбил, что сюжет не выпустили в эфир.

– Могут ли птицы влюбляться! Да он же тупица!

– Боб и Алан влюблены.

– Вайолет. Ты испытываешь мое терпение.

– Шарлотте и ковбоям следует время от времени хвалиться своими свершениями, Миша. Лаборатории это пошло бы на пользу.

– Очень глупо называть птиц ковбоями.

– Глупее, чем Бобом и Аланом?

– Разве это я назвал их Бобом и Аланом?

– Нет, но называешь их именно так.

– Потому что это их имена, Боб и Алан. – Он немного успокоился, английский пришел в норму.

– Как бы назвал их ты?

– Первая птица, вторая птица.

– Доктор Петров, – говорю я. В воздухе что-то изменилось, мы смотрим друг другу в глаза. – Грустно это все.

– Я грустный? – спрашивает он. – Я похож на грустного человека?

Это прелюдия, но об этом никто, кроме нас, не знает.

– Здесь у нас не цирк, – продолжает он.

Ничто в выражении его лица даже отдаленно не соответствует словам, которые слетают с его чувственных губ.

Я стою на своем, смотрю на него снизу вверх, улыбаюсь. У нас тайна – в ней много-много поцелуев, – и всякий раз, когда он о ней вспоминает, его взгляд становится ну таким обольстительным, что меня охватывает жар. Я полюбила эти его настроения. Они делают нас ближе, я думаю, что он не любит жену, что жена не любит его и что я единственная, кто его понимает. Даже сейчас мне в этом трудно признаться.

Девушка-хиппи наблюдает за нами уже в открытую.

– Ты меня дразнишь, – говорит Миша.

– Да, доктор Петров, – очень серьезно киваю я. – Я вас дразню.

И он окончательно успокаивается – как происходит всегда, когда я разоблачаю его маневр. Еще один взгляд «ты и я», и время будто останавливается.

Извините, я все понимаю, но это правда. Мгновение длится, и сокращается, и перекраивается, и наконец мы приходим в себя. Когда такое случается – я ищу эти мгновения, мечтаю о них, живу ради них, – он может бросить мне что-то деловое – например, «давай работать». Или «твоя взяла». Но сегодня, хотя девушка-хиппи совсем рядом притворяется, будто ничего не замечает, Миша проводит пальцем по моей щеке, и это как электрический разряд или падающая звезда. Всего доля секунды, и он убирает руку.

– Никакого макияжа, – говорит он.

– Что? – У меня какой-то звон в ушах после этого электрического удара.

– Не прячь лицо.

– Я не прячу. – Хотя на самом деле утром я наложила немного косметики, стремясь выглядеть старше, профессиональнее и серьезнее. Стремясь больше походить на женщину.