Подлинные причины отставки правительства Черномырдина в марте 1998 года стали известны позже. А предкризисной весной о них оставалось только гадать, выдвигая более или менее правдоподобные версии. Истинной могла оказаться даже та, которую в апреле сердцах предложил Виктор Черномырдин: «Нам ударили в спину. Цены на нефть резко упали». До этого никто, пожалуй, ни разу не слышал даже намека на то, чтобы отставки российских или советских премьер-министров были вызваны падением цен на нефть. Виктор Черномырдин был первым, кто «проговорился». А ведь его слова, как оказалось, близки к истине: между динамикой цен на нефть и отставками премьеров действительно существует какая-то мистическая (а может, не мистическая вовсе) связь.
Практически сразу после отставки в интервью «Коммерсанту» Черномырдин дал оценку работы своего правительства и объяснил причины отставки. «Я не хочу сказать, что у прежнего правительства не было ошибок, — сказал он, — ошибки были, мы их видели, признавали, исправляли безо всяких каких-то там амбиций. Но главное, что была создана система, она работает, написаны законы, которые не позволят вернуть страну назад. Тут у нас с президентом разночтений не было и нет. <…> Я проработал в правительстве пять с половиной лет. За это время много чего было. Правительство менялось, и не один раз. Из тех, кто начинал со мной, осталось два или три человека. Поэтому моя оценка того, почему все это произошло, заключается в следующем. Был один Черномырдин, находившийся всегда, как говорили, в тени президента, всегда второй, — появился другой Черномырдин, для которого настала пора перейти в другую сферу — в политическую. Для меня в том, что произошло, никакой трагедии нет».
Отвечая на вопрос о том, не возникало ли у него хоть раз желание хлопнуть дверью и уйти, Виктор Степанович твердо ответил: «Нет. Никогда». «И я вам скажу откровенно, — признался он, — я никогда никого не боялся и ничего не боялся. Я никогда не допускал того, что не положено делать руководителю, не допускал того, что не должен делать председатель правительства».
В заключение он добавил: «Я не люблю неясностей. Вы же помните, сколько было разговоров о том, что, как только Черномырдин уйдет из премьеров, его на третий день забудут. Как будто все эти шесть лет вроде как без Черномырдина прошли. Ничего подобного.»
Поручение президента «заниматься политической подготовкой к выборам 2000 года», которое он дал премьеру, вроде бы означало, что все пути к возрождению Черномырдина перекрыты. Он не мог уйти, например, в крупный бизнес и примкнуть к так называемым олигархам: подготовка к независимым и честным выборам, ведущаяся из офиса «Газпрома», не была бы понята на Западе. Ну, а стать по-настоящему общественным деятелем Черномырдину было невероятно трудно. До тех пор его влияние было, как говорится, «назначенным». Оно полностью опиралось на его служебное положение. И крупные финансово-промышленные группы лишь потому поддерживали Виктора Степановича, что именно он был премьер-министром. А сам он никогда не был генератором идей. Премьер-министр так и не стал публичным политиком, тонко чувствующим настроения избирателей, да и политическая база его была чрезвычайно слаба. Общественное движение «Наш дом — Россия», как и крупные корпорации, скорее ориентировалось на действующего премьер-министра.
Глава 20
Спасение «Роснефти»
Конфликт с Березовским
Недовольство Березовского условиями конкурса по «Роснефти» тоже могло сыграть довольно важную роль в роспуске кабинета. «Роснефть» на тот момент была последней неприватизированной нефтяной компанией, и притом компанией достаточно крупной: хотя по объему добычи она занимала лишь скромное девятое место в стране, тот, кому она доставалась, способен был радикально изменить соотношение сил на российском нефтяном рынке в свою пользу.
Хотя Борису Березовскому и удалось добиться увольнения Виктора Черномырдина, премьер сумел, уходя, хлопнуть дверью. 20 марта, то есть за три дня до отставки, он утвердил условия конкурса по приватизации компании «Роснефть», которые совершенно не устраивали Березовского. Черномырдин установил, что на торги будут выставлены 75 % плюс одна акция «Роснефти», в то время как Березовский — один из наиболее реальных претендентов на покупку компании — хотел, чтобы выставлены были лишь 50 % плюс одна акция. Меньший пакет обошелся бы дешевле, а с точки зрения контроля над предприятием особой разницы нет.