Как Черномырдин спасал Россию

Если необходимо полностью или частично оправдать террористов, такая связка необходима.

Если нужно понять ситуацию, объяснение несколько хромает.

Война, начавшаяся в декабре 1994 года, была жестокой, но теракт почему-то произошел лишь летом 1995-го. Израильская военщина, согласно палестинским источникам, отличалась преступным нравом изначально, но палестинский террор потряс мир лишь в конце шестидесятых, когда израильскому государству шел уже третий десяток. «Старая сука — потребительский капитализм» со всеми его отвратительными грехами давно уже немолод, как следует уже из первого эпитета, но западногерманская RAF[1] и «Красные бригады»[2] явились лишь в начале семидесятых.

Причина проста: терроризм есть ответ не на жестокость, а на победу противника. Израиль победил в Шестидневной войне арабов, устами своих официальных лидеров призывавших сбросить евреев в море, — и тут же на свет Божий явились и палестинский терроризм, и омерзительный образ израильской военщины. RAF и «Красные бригады», виновные в гибели сотен жертв, в то же время имели на своем счету одного-единственного мученика — убитого в драке с западноберлинской полицией студента-левака Руди Дучке, так сказать, левого Хорста Весселя. Но и их можно понять: дух 1968 года, суливший, казалось бы, полное обновление прогнившего западного мира, стремительно улетучивался, «старая сука — потребительский капитализм» выстоял, и, «будучи реалистами — требуя невозможного», новым левым только и оставалось, что рвать бомбы и похищать министров.

Теракт в Буденновске пришелся на момент, когда российские войска добивали последние чеченские бандформирования, и логично предположить, что и в Чечне действовала та же универсальная закономерность. Но если бы Грачев не оказался бахвалом и российская армия в самом деле захватила бы Чечню безо всяких жестокостей и разрушений, хирургически точным ударом в темпе Шестидневной войны 1967 года в Израиле, а чеченский терроризм, объясняемый преступлениями российской военщины, явился бы на полгода раньше, — неужто обворожительный Басаев и тогда не нашел бы, что рассказать благосклонной аудитории?

Отсутствие даже теоретической модели правильного поведения показывает, что ситуация была безвыходной, но в подобных случаях дистанция между идиотом и гением стирается. Все получилось так плохо не по причине некомпетентности властей (хотя и она совершенно непохвальна), а потому, что политический террор — это дьявольское изобретение, благодаря которому государство оказывается в клещах невыносимой антиномии. Государство не имеет права отказаться от защиты попавших в беду граждан, и в то же время государство не имеет права на самоупразднение, а именно этой платы террористы требуют за спасение заложников.

Вместо того «стокгольмский синдром»[3] овладел не только заложниками, но также общественностью и СМИ.

Последние преуспели в передаче зрителям и слушателям всего того ужаса, который переживают жертвы Басаева, вынужденные идентифицировать себя со своим палачом. Но, используя все средства «телевизионной реальности» для показа одной стороны антиномии — «необходимо спасать людей», — СМИ совершенно безмолвствовали о другой ее стороне: «необходимо спасать то, без чего вообще невозможно будет спасать людей в будущем, то есть государство, волю которому не может диктовать горстка решительных негодяев».

У зрителя создавалось впечатление, что упорство властей объясняется не безвыходностью ситуации, но всего лишь тупым упрямством или хуже того — природной склонностью к пролитию крови.

Прямая трансляция из буденновской больницы оправдала в глазах общественности лишь Виктора Черномырдина, вступившего в диалог с Шамилем Басаевым. Премьер-министр принял тогда совершенно человеческое, всем понятное решение: у него была возможность действовать, и он действовал. У телезрителей такой возможности не было, и, помня лица буденновских заложников, вряд ли кто-то из них хладнокровно рассуждал, может ли уважающий себя государственный деятель вести переговоры с бандитами. Правда, неясно, чему больше способствовала телетрансляция — успешному освобождению людей или славе Басаева.

Донося в самый разгар буденновского кризиса лишь выгодную для Басаева точку зрения и ломая волю общества, СМИ лишь через несколько дней, когда все было кончено, вспомнили о втором аспекте проблемы: один освобожденный заложник обернется в ближайшем будущем десятком новых — и виноватым во всем оказалось то же самое правительство. Когда пресса считает себя вправе объективно содействовать террористам, а затем обвинять правительство в том, что ее, прессы, объективное содействие принесло плоды и террористы победили, вряд ли стоит так сильно обижаться на действительно хамские нападки на СМИ со стороны властей — как института в целом, так и отдельных его представителей. Хамство прискорбно, но безответственность — не менее.