Как было — не будет

Новоселье строила через неделю после переезда. Нажарила рыбы, пирогов с вареньем и капустой напекла. Купила три четвертинки водки для пьющих и бутылку грузинского для тех, кто в рот не берет. Четвертинки и вино не пришлось ставить на стол: каждый вместе с подарком и бутылку прихватил.

Подарков нанесли в радость: сервизик из керамики такой, какой ей нравится — ни чаю, ни воды напиться, только для красоты, вазу из синего стекла для цветов и пенечек вроде настоящего, а в нем топорик маленький торчит, и еще много чего такого.

Антонина все это расставила пока на подоконниках, вазу синюю — на стол, и стали они пировать. Напились, дуры старые, песни пели, даже плясать плясали. Одна подруга расчувствовалась и заплакала: «Мне бы такую квартиру, и никого, и ничего в жизни не надо больше». Был у нее собственный дом, и с детьми ладила, а вот позавидовала.

Проводив гостей, Антонина до утра не спала. Посуду перемыла, принялась за уборку. Так и сновала из кухни в комнату, из комнаты в кухню. У зеркала постоит: «А что, Вениамин Петрович, может, и твоя правда, может, и в самом деле старости нет». Легко стало на сердце, весело, поверилось — случится какая-то радость в жизни, что-то еще будет.

Встала поздно. Оглядела с постели комнату — все играет в солнечном свете, а синяя ваза так искрится, что глазам больно. Антонина надела дареный халат, вышла на балкон. Соседи, видать, не простые — три «Москвича» у подъезда, черная «Волга». Двор словно зеленым ковром устлан. Глаз у нее по этой части грамотный, сразу сообразила, что дерном двор уложили — травка молоденькая, изумрудная, и деревья молодые, не прижились еще, болеют, листья лопушками висят.

Стояла, любовалась, и вдруг голос справа:

— У вас сорок вторая квартира?

Оглянулась. Женщина на соседнем балконе стоит.

— Сорок вторая.

— Вы на телефон уже подали заявление?

Не думала Антонина о телефоне, жила без него, обходилась. Но это было в другой жизни.

— Не подавала еще. А куда надо подавать?

Все воскресенье просидела она дома. Штору на балконную дверь шила. Колька забежал, она ему стол закусками уставила, стакан портвейна налила. Колька хлопнул стакан одним махом, сказал:

— Ты, мама, теперь живешь, как царица.

Не понравилось ей, как он вино выпил, и слова царапнули: «как царица»! А что, разве не заслужила мать хорошей жизни, это разве только вам с Лилькой положено? Ответила, сдерживая обиду, глядя в сторону:

— Если б я квартиры распределяла, то сначала бы всех стариков переселила, а потом уже молодых.

Колька, как все, не понимал, что сам будет стариком.

— И так им больше, чем другим, перепадает. Старики теперь — тормоз жизни. Особенно в больших городах. Пенсию им плати, да еще не вытуришь на эту пенсию, путевку — без очереди, все скамейки в скверах позанимали — сесть некуда.

— Настоялся. — Она глядела на сына, на его молодую круглую голову: характер добрый, невредный, что сделать попросишь — не ленится, а души маловато.

— Ты пенсионерам не завидуй. Свою молодую жизнь смотри не прозевай. Вон Лилька учится, в книжку глядит, а тебе ничего не надо.

Серьезных разговоров о себе Колька не выносил. Поднялся, засобирался уходить.

— Лилька просила передать спасибо за деньги, и может, чего надо помочь тебе…

— Ничего не надо. Живите дружно. Квартиру смотрите, чтобы чисто было. Лильке скажи, пусть прибирает получше.

Прошла еще неделя. Антонина заскучала по Кате, хоть бы возвращалась скорей от своей Нинки. У Кати сердце веселое, вот удивится и обрадуется новой квартире. «Теперь пусть она ко мне ходит, — думала Антонина, — засидится — ночевать оставлю. И мыться у меня в ванне будет, хватит по баням таскаться». Она представляла, как примет Катю, чем угостит. Непременно новые простыни постелет, полотняные с каемкой. И ни слова про тот разговор. Пусть самой Кате стыдно станет за те слова. «Тебе копейку из кошелька выпустить, что с жизнью расстаться». Смотри, сколько выпустила. А если бы, как ты, на мороженое да на кино себе не отказывала, разве бы оно собралось? А так пришел час — и есть деньги, купила что хотела.

Чтобы окончательно удивить и пристыдить подругу за ее несправедливые слова, решила Антонина подарить Кате синюю вазу. Не свою, конечно, не дареную, а купить такую же. Принесет Вениамин букет, Катя в вазу синюю его поставит. «Откуда такая?» — спросит Вениамин. «Антонина подарила».

Мысли в новой квартире приходили тоже новые: хорошо бы в отпуск куда-нибудь съездить. На Черное море или в другое какое красивое место. Появилась привычка петь. Посуду моет или пыль с новой мебели вытирает, остановится в удивлении: «Да никак это я пою?» — усмехнется и не заметит, как опять запоет.