Изобилие стало проклятием.
Осью всей структуры является торговля.
В 1878 г. журнал «Нива», знакомя своих читателей с Парижской выставкой, писал: Англия представила «целый рог изобилия, полный всевозможных товаров, который эта страна изливает над миром… Англия явилась во всем могучем блеске своей производительности — торговой и промышленной. Везде виден глубокий практический смысл, необыкновенная умственная деятельность, мастерство рук…»{553}. В 1888 г. население Великобритании составляло всего 2% от населения земного шара, но на ее долю приходилось 54% всех промышленных товаров, циркулирующих в мире! Сесил Родс в то время мог с полным основанием заявлять, что «мир становится все более английским», что англосаксы призваны господствовать над другими народами. Идея «pax Britannica», захватывала умы правящих кругов Великобритании. Под ее контролем была одна четвертая часть земной суши. Она была владычицей морей. Ни один пролив не был свободен от английского контроля. Солнце не заходило в ее пределах{554}. «Мировые океаны были британскими озерами, а мировые рынки были британскими вотчинами»{555}. Могущество Англии распространялось далеко за пределы ее колониальной империи — весь мировой рынок, по словам английского историка А. Бриггса представлял собой «неофициальную» часть Британской империи. Оружием бескровного завоевания мировых рынков являлась английская промышленная продукция{556}.
Великобритания являлась и абсолютным мировым финансовым лидером. Британский фунт был основной мировой валютой. Несмотря на то, что США уже располагали самой мощной промышленностью в мире, зарубежные инвестиции в США были почти в два раза меньше, чем один только ежегодный доход Англии от ее иностранных капиталовложений, который достигал 900 млн. долл. Кто мог возразить министру колоний Дж. Чемберлену, утверждавшему, что «британская нация — величайшая из правящих наций, какие когда-либо видел свет»? Между тем достигнутый в начале XX в. рекордный объем международных потоков капитала относительно совокупного объема производства не перекрыт и по сей день. Например, в то время ежегодный экспорт капитала из Великобритании составлял 9% ВВП; для сравнения: казавшийся огромным в 1980-е гг. профицит текущего счета платежного баланса Японии и Германии ни разу не превысил 5% ВВП{557}.
Только самые прозорливые могли углядеть на безоблачном горизонте величайшей империи мира начинавшиеся сгущаться, тучи. «Франция, Германия и особенно Америка — вот те грозные соперницы, которые, как я (К. Маркс) это предвидел в 1844 г., все более и более подрывают промышленную монополию Англии. Их промышленность молода, сравнительно с английской, но она растет гораздо более быстрым темпом»{558}.
В 1871 г. полковник Дж. Чесни публикует полурассказ-полуразмышление «Битва при Доркинге». Речь шла о возможностях успеха немецкого вторжения в Англию. Книга и поднятые в ней вопросы обсуждались в парламенте, не говоря уже о более широкой публике. И хотя в следующий раз тема германского нашествия была поднята четверть века спустя в 1895 г. (публикация «Осады Портсмута»), первый удар колокола по гегемонии Великобритании прозвучал{559}.
Более высокие темпы промышленного развития конкурентов объяснялись тем, что в то время как Великобритания предпочитала получать гигантские прибыли от мировой торговли и экспорта капитала[59], Германия и Соединенные Штаты вкладывали ресурсы в совершение второго технологического переворота, пришедшегося на конец XIX в. В результате хронического недофинансирования английская промышленность все больше отставала от конкурентов. Особенно страдали старые, традиционные отрасли английской промышленности — угольная, текстильная, судостроительная. К началу 1920-х гг. в Англии было механизировано только 20% добычи угля, в то время как в США — 70%, многие текстильные фабрики в Англии работали на безнадежно устаревшем оборудовании 40–50-летней давности{560}. Техническое отставание приводило к снижению конкурентоспособности английского экспорта, и как следствие к вытеснению Британии с рынков сбыта, и спаду промышленного производства.
Дж. Лондон в начале XX в. после посещения Англии размышлял о социальных последствиях этих тенденций: «Представим себе, что Германия, Япония и Соединенные Штаты захватят мировые рынки железа, угля и текстиля, — немедленно сотни тысяч английских рабочих окажутся выброшенными за борт, кое-кто из них эмигрирует за границу, но большинство бросится в другие отрасли промышленности и вызовет общее потрясение сверху донизу. Для установления равновесия на дно Бездны будут сброшены сотни тысяч новых «непригодных»…»{561}.