К началу XX в. внедрение последних научно-технических достижений и массового производства подняло производительность труда на такой уровень, что потребовало для своей реализации создания массовых рынков сбыта. Колониальные империи, несмотря на свои огромные размеры, в данном случае, оказались малоэффективны. Из-за нищеты колониального населения они не могли создать платежеспособного рынка достаточных размеров. Мировой рынок, в свою очередь, был малодоступен из-за бесчисленных национальных границ, защищенных протекционистскими барьерами, и политической нестабильности. В этих условиях возможности развития стали определяться эффектом масштаба национальной экономики.
Наиболее наглядный пример этого эффекта давало объединение Германии. Именно с 1871 г., после создания единого немецкого государства, начался его невероятный экономический рост. За тридцать с небольшим лет Германия обогнала в развитии все Великие страны Европы, и стала второй после США в мире. К началу XX в. германская империя заняла место британской — став одной из основных движущих сил мирового технического и экономического прогресса.
К 1930-м годам этот эффект еще в больших масштабах продемонстрировали США. Мир Великих Держав, стремительно превращался в монопольный мир одной Великой Державы. На эти тенденции указывал Валовый внутренний продукт (ВВП) США, который в конце 1920-х был сопоставим с ВВП всех стран Европы, вместе взятых. На данном этапе развития большие размеры обеспечивали не просто пропорциональное увеличение валового продукта, а опережающее экономическое и техническое развитие. Американский экономист П. Ромер в этой связи, например, утверждал, что «технологические достижения США, в том числе и в ресурсном секторе, иллюстрируют действие принципа роста отдачи от масштаба производства на национальном уровне»{776}. Ни одна из стран с меньшей территорией не смогла повторить ее достижений в этой сфере.
Создание Единой Европы диктовалось необходимостью не только экономического, но и в не меньшей степени политического развития: С начала развития капитализма национальная демократия способствовала развитию рынка, а рынок в свою очередь способствовал развитию демократии. Однако к концу XIX в. рынок уже перерос национальные границы, он становился мировым и начал диктовать свою волю национальным демократиям. Последние в целях защиты своих интересов пытались ограничивать влияние мирового рынка, вводя протекционистские барьеры. Политическое обоснование протекционизма привело к раздуванию национализма и к Первой мировой. Однако война не устранила причин ее вызвавших, что в итоге стало одной из причин установления в Европе национальных диктатур.
Европейские народы к XX в. еще не развили свою демократию до уровня соответствующего требованиям мирового рынка, поэтому демократический путь объединения был невозможен. Что касается Германии, то в экономическом отношении она являлась самой развитой частью Европы, при этом она не имела экономического буфера в виде колоний (как например Франция, Голландия, Бельгия и т.п.), и поэтому в наибольшей мере чувствовала влияние мирового рынка. Не случайно для нее объединение, раздираемой мелкими эгоистичными национализмами Европы, становилось вопросом жизни и смерти. У Германии не оставалось выбора — вся надежда была на фюрера. Я. Шахт еще в октябре 1932 г. сообщал своим «коллегам» по Пан-Европейскому Союзу: «Через три месяца у власти будет Гитлер. Он создаст Пан-Европу… Только Гитлер может создать Пан-Европу»{777}. После прихода Гитлера к власти министр экономики Рейха В. Функ призвал к созданию экономически единой Европы{778}.