Кайтусь-чародей

Кайтусь чуть было не сказал, что предпочитает Варшаву, но вовремя прикусил язык.

Что ему из того, что живёт он в настоящем дворце среди сада? «Самый комфортабельный и самый дорогой», — телеграфировал директор цирка. Такой и арендовали.

«Нельзя, запрещается, не стоит».

На пароходе его мучил доктор, а тут прибавились секретарь и кинорежиссёр.

Репетиции, репетиции, репетиции.

— Ещё раз. Сто десятый эпизод.

— Зачем? У меня уже получается.

— У тебя получается, а другие пока плохо играют.

— А какое мне дело до других?

Иногда Кайтусь назло играет плохо. Надоело ему, что его мучают, переодевают, как куклу.

Он играет сироту. Фильм будет называться «сын гарнизона». А может, «Тайна маленького Джека». Кайтусь — лазутчик, пробивается сквозь ограждение из колючей проволоки.

Ну, хватит, давайте уже снимать…

Нет. То шапка не такая, то штаны порваны не так, мешок слишком велик, закрывает левую ногу.

И опять портной что-то примеряет, парикмахер по-другому укладывает взлохмаченные волосы.

А сейчас они спорят, где должна быть рана — на щеке или на лбу. А Кайтусь стоит как дурак, ждёт.

— Ну хватит!

— Ещё минутку.

В тридцатом эпизоде, где сирота должен был заплакать, Кайтусь вдруг показал язык и расхохотался.

— Сам виноват, дорогой мой. Нарочно испортил плёнку. Придётся снимать ещё один дубль.

Кайтусь предпочёл бы сниматься один или с детьми. Хуже нет со взрослыми кинозвёздами.

— Да всё уже хорошо, — капризничает Кайтусь.

Но актриса-кинозвезда недовольна: то она слишком высоко подняла руку, то слишком низко наклонила голову, и опять начинай всё сначала.

И вот Кайтусь опять мчится к ней, бросается в объятия и кричит:

— Мама!

А на ухо шёпотом:

— Держи башку, как надо.

Звезда разобиделась. Пришлось Кайтусю извиняться.

Наконец-то перерыв. Вот тебе на! Припёрся репортёр английской газеты, желает побеседовать с Кайтусем. Пришёл директор киностудии. Жена миллионера хочет поцеловать Кайтуся.

— Скажите ей, пусть поцелует собаку в нос.

Все смотрят на него, как на обезьяну в зверинце. Кайтусь ото всего отказывается, а секретарь в ответ:

— Ты подписал договор.

Да, правда, подписал, обязан.

— Ну, ещё раз, последний. Ты же артист, тебе же важно, чтобы получился хороший кадр, — уговаривает режиссёр.

— Никакой я не артист, и ничего мне не важно.

— Друг мой, это очень серьёзная сцепа.

— Я вам не друг. Вы мне не нравитесь, и я вас терпеть не могу.

— За что же?

— За то, что вы со мной такой добрый, такой ласковый. А почему вы толкнули старика, почему отодрали за уши и прогнали тех мальчишек, не заплатив им ни гроша?

— Что ж, объясню, только тебе придётся потерпеть. Девочку я взял из милости, уж очень меня просила её мать. Я дал ей зеркало и велел за неделю научиться…

— Чему?

— Сперва она должна была улыбнуться, потом взглянуть немножко удивлённо и немножко испуганно, а потом обрадоваться. Но она, лентяйка, не стала репетировать перед зеркалом. Из-за неё я потерял два дня. А мальчишки должны были драться на улице, и в это время на них налетел автомобиль.

— Знаю. Они всё время оглядывались: боялись, как бы автомобиль их и вправду не задавил.

— Поэтому я взял ребят посмелей. А из-за этих я испортил тридцать метров плёнки и заплатил штраф.

— Как вы всё здорово объясняете.

— Дорогой коллега, ты не понимаешь…

— Я вам не коллега. И вообще я скажу директору студии, что хочу другого режиссёра.

— Что ж, он послушается, обязательно послушается. Назначит другого режиссёра, а меня выгонит. Я потеряю работу, а у меня жена и ребёнок. Директор давно хочет от меня избавиться. На моё место он возьмёт кого-нибудь помоложе и подешевле, и тот будет ещё строже с актёрами. Про меня он говорит, что я недостаточно энергичный и слишком снисходительный. Ничего ты, мальчик, не понимаешь. Живёшь во дворце и понятия не имеешь, что тут у нас происходит.

«Да, не знаю, — подумал Кайтусь, — но обязательно узнаю».

Доктор закрывает дверь спальни Кайтуся.

— Спокойной ночи.

Кайтусь тихонько лежит. Потом осторожно встаёт, одевается, надевает шапку-невидимку и через сад выбирается на улицу. Он хочет узнать, что тут происходит, как живут безработные в этом богатом городе кинозвёзд.

Да, навиделся он, наслышался. Вот бедная комнатка.

— Нету работы, — говорит отец. — Через месяц начнут снимать новый фильм, там потребуется массовка. Может, удастся что-нибудь заработать.

Ещё одна комната. Вдова и дети.

— Не везёт, — жалуется она соседке. — То говорят, что я слишком толстая, то слишком худая, то у меня чересчур длинный нос, то чересчур короткий. Узнала я, что для съёмок нужны дети. Пошли они. Но, оказывается, дети нужны уродливые, а мои симпатичные. Опять не повезло.

А в другом доме молодой рабочий хвалится:

— Получил хорошую работу. Платят три доллара. Буду стоять в окне и смотреть на толпу. А потом брошу в неё кирпич. Надо только порепетировать перед зеркалом, чтобы у меня была зверская физиономия. А вот однорукому горбуну обещают платить десять долларов. Правда, пока такого не нашли, но найдут.

И о себе тоже услыхал Кайтусь: