Кайсе

Он резко повернулся и прошел через ширму из нанизанных на нитки шариков в глубь своей лавочки. Через несколько минут он вернулся, держа в руках какой-то предмет так осторожно, как если бы это было что-то хрупкое или только что родившийся младенец.

— Домино! — воскликнула Челеста. — Но это невозможно!

— Возможно, cara mia, — вот она. — Форново хитро улыбнулся ей и протянул им маску. — Но это оригинал, самая старая маска в моей личной коллекции. Я показываю ее сейчас вам, а раньше я показал ее Оками.

— Знал ли Оками-сан историю Домино? — поинтересовался Николас.

— Разумеется, — подтвердил Форново, нахмурив броди, — Не думаете ли вы, что я буду таким неучтивым, что продам ему одну из моих драгоценных масок Домино без того, чтобы ознакомить его с ее историей? За какого венецианца вы меня принимаете? — Он скорчил гримасу. — Кроме того, эта маска Домино особая, потому что она была сделана во Франции, в Париже, и была привезена сюда евреями, бежавшими от преследований. — Он осторожно перевернул маску так, чтобы была видна ее внутренняя сторона.

— Вот здесь имеется имя мастера — А. Алойнс. — Форново указал на метку своим тонким указательным пальцем. — А здесь, несколько ниже, клеймо компании, под эгидой которой работал господин Алойнс. Эта компания по изготовлению масок является самой старой во Франции, и она существует до сих пор.

Он поднял маску ближе к ним, и они смогли прочитать название компании — «Авалон лимитед».

* * *

В наступившей тишине звук разбитой тарелки, выскользнувшей из руки официанта, был ошеломляющим, но взгляд Маргариты не отрывался от глаз Кроукера. В нем ощущался вызов, что позволяло ему сделать заключение, что эта молодая женщина впервые решилась рассказать о пережитом ею ужасе.

— Он избивал меня, и, что еще хуже, я позволяла ему делать это. Я не жаловалась, не пошла к Дому, не забрала свою дочь Франсину и не ушла. Вместо этого я осталась и покорилась.

— Почему?

Она улыбнулась, но все в ней вновь напряглось до предела. У Кроукера создалось впечатление, что, если он протянет к ней руку и потрясет ее, она разлетится на тысячи кусочков.

— Это очень трудный вопрос, не так ли? — Маргарита коснулась салфеткой своих губ, но на них не было ничего, что следовало бы снять или вытереть. — Может быть, я чувствовала, что заслужила все это, выйдя замуж вопреки желанию моего брата.

— Доминик был против этого брака?

— Категорически.

— Почему?

Она позвала плечами.

— Может быть, он лучше знал Тони, чем я. Но тогда я была настроена решительно. Я думала, что все знаю. Или, может быть, меня черт толкнул поступить наперекор Дому. Кто его знает?

— Однако Доминик назвал Тони в качестве своего преемника?

Маргарита посмотрела на Кроукера широко расставленными темными глазами и произнесла:

— Я снова начну называть вас детективом.

Он улыбнулся.

— Это моя работа, мадам. Детектив сидит у меня в крови.

Его слова рассмешили Маргариту. Хозяин ресторана подошел с новой порцией чесночного хлеба, но она отказалась, и ему пришлось унести тарелки. Она заказала кофе для себя и Кроукера.

Полагая, что Маргарита не собирается отвечать на его последний вопрос, он задал ей другой.

— Не будет ли с моей стороны бестактностью спросить, каково нынешнее состояние вашего брака?

Она задумалась на некоторое время. Ее глаза прямо смотрели на него, в он отметил, что сейчас они были янтарного цвета.

— Мы сосуществуем. Но я полагаю, что в таком же положении находится много семейных пар.

В заведении стало гораздо шумнее, когда туда ввалилась группа школьников — все с обтянутыми джинсами тонкими ножками и с игрушечным оружием. Принесли заказанный кофе и с ним две рюмки коктейля «Самбукка» в качестве преподношения от хозяина. Маргарита повернулась и послала хозяину воздушный поцелуй, вызвав на его лице такую широкую улыбку, какой Кроукеру еще не приходилось видеть.

Затем она вновь повернулась к Лью и резко произнесла:

— Я думаю, что между Домом и Тони были отношения любви и ненависти. Брат мог восхищаться тем, как Тони сумел своими силами сделать карьеру юриста, и в то же время видеть все его недостатки.

— Какие именно?

Рассеянно передвигая пальцами чашку с кофе, Маргарита задумчиво сказала:

— Он импульсивен, зачастую бывает агрессивным. У него гипертрофированное чувство собственной значимости.

— А что вы можете сказать о своем брате? Каковы были его недостатки?

— Фэбээровцы, с которыми мне пришлось разговаривать, знают больше о нем, чем я, — резко ответила она.

— К счастью для меня, я не подхожу к людям с предубеждением.

Она доверчиво взглянула на него своими янтарными глазами.

— Вы — первый человек после Дома, который считает, что мое мнение стоит хотя бы ломаного гроша. — Она вытащила из рюмки кофейное зерно, положила его в рот и раскусила, не поморщившись. — Дом был дьяволом и ангелом в одно и то же время. Знаете, ни для одного из нас никогда не имело значения, что у нас были разные матери. Когда он был официально усыновлен моим отцом, все встало на свои места. У меня появился брат, и нам было безразлично, что он был на тринадцать лет старше меня.