Каин и Авель в 1936-1939 годы

Хуан Гойтисоло КАИН И АВЕЛЬ В 1936–1939 ГОДЫ

Из книги «Испания и испанцы»

В январе 1930 года генерал Примо де Ривера оказывается вынужден покинуть политическую сцену, а спустя пятнадцать месяцев муниципальные выборы — на первый взгляд малозначительные — неожиданно приносят республиканцам большинство голосов в крупнейших городах страны. 14 апреля 1931 года в Барселоне и Сан-Себастьяне провозглашается Республика. В Мадриде генерал Санхурхо, возглавлявший гражданскую гвардию, поднимает мятеж против новой власти, а монархист Романонес вступает в переговоры с лидерами республиканских партий. Спустя еще несколько часов король оказывается низложен; рождение Второй республики происходит безо всякого кровопролития.

Среди многочисленных сложных проблем, с которыми сталкивается новое правительство (необходимость аграрной реформы, брожения среди рабочих, враждебность армии и т. п.), наиболее серьезной является, несомненно, подъем национального движения в Стране Басков и особенно в Каталонии. Дремавшее на протяжении столетий чувство национального самосознания постепенно пробуждалось во второй половине XIX века — в силу углубления различий между социальными структурами каталонской области и большинства остальных областей полуострова. Вот что говорит по этому поводу такой авторитет, как Пьер Вилар: [1]«В Каталонии существует активная буржуазия и разного рода обеспеченные слои мелкой буржуазии, занятой индивидуальным трудом, накоплением и предпринимательством, заинтересованной в протекционизме, политической свободе и в увеличении покупательной способности. В остальной части Испании преобладают старые уклады: крестьянин собирает урожай не для торговли, но себе на пропитание; мелкий собственник и не помышляет о накоплении или вложении капитала; идальго, чтобы не утратить своей роли, ищет спасения в армии либо в церкви, а мадридский буржуа-в политике или на службе… В неиндустриальных областях нарастает неприязнь к каталонцам — коммерсантам-эксплуататорам, виновникам дороговизны, — наделяемым всеми уничижительными качествами, какие только приберегает для богача докапиталистическая психология. Так формируются два образа: кастилец видит в каталонце лишь неприветливость, страсть кнаживе и мелочность; каталонец же видит в кастильце одну лень да гордыню. Два комплекса неполноценности — политической у каталонца, экономической у кастильца — порождают в конечном счете неодолимую враждебность, для которой язык становится поводом, а прошлое — арсеналом аргументов».

При Второй республике отношение к каталонскому вопросу становится связующим звеном для различных сил, находящихся в оппозиции к новому режиму (монархистов, армии, церкви, бюрократии и мелкой буржуазии неиндустриальных районов), которые начиная с 1932 года (неудавшийся путч генерала Санхурхо) уже открыто вступают в заговор против него. Язык только что созданной фаланги и других новых фашистских группировок восходит к языку изъеденного молью идеала эпохи процветания военной касты Кастилии: христианского рыцаря, мистика и воителя, блюдущего свои принципы и образ жизни, превозносящего выше всего «повиновение начальству», «поэтический императив» и «готовность к сражению». Для Хосе Антонио Примо де Риверы испанец — носитель «извечных ценностей» и потому предназначен править и подчинять. Как следствие, теоретическую программу этих групп отличает яростный антикаталонизм и антисемитизм: спустя четыре века после своего изгнания евреи все еще остаются «непримиримыми врагами Испании». Несмотря на полную анахроничность языка и стиля фаланги, ее социальная демагогия находит поддержку в сельских и городских кругах значительной части полуострова, традиционно близких к церкви и застрявших на доиндустриальном уровне мышления. С самого дня своего создания новые фашистские группировки пользуются активной симпатией множества высокопоставленных армейских и церковных чинов и финансовой помощью Муссолини. Руководители Республики, как, например, Мануэль Асанья, пытаются осторожно обойти возникающие препятствия, но наболевшие вопросы не могут быть решены в рамках либеральной буржуазной системы, а сближение оппозиционных сил, различных по происхождению и целям, приносит в конце концов свои плоды: когда «республика интеллектуалов», защищаемая Ортегой-и-Гассетом, Мараньоном и Пересом де Аялой, оказывается перед трагическим испытанием июля 1936 года, сами ее покровители уже дезертировали; пересмотрев свои прежние взгляды, все трое примирятся с погубившим Республику авторитарным режимом, а Мараньон даже перейдет к нему на службу.