Кайли Данн и риосские ведьмы (СИ)

Стражник, которого я сбила с ног его же товарищем, оклемался и, лежа достав арбалет, выстрелил в меня. Я уклонилась играючи, это притом, что никогда не замечала за собой такой прыти. Что же было в тех фимиамах? Где-то неподалеку раздался грохот и звон бьющегося стекла, загорелось яркое пламя. Пожар только раззадорил меня. Я выставила окровавленную левую руку в сторону раненого в живот бойца и одним движением разорвала его тело в клочья. Его кровь стала моим оружием. Я подняла ее, обратив в острые шипы над землей. Смертельная ловушка нависла над стрелком, уже достававшим второй болт. Новому выстрелу не бывать. Его попытка была такой никчемной, что это рассмешило меня. Я обрушила град кровавых стрел на несчастного, чем мгновенно убила его.

На моем пути больше никто не стоял. Из-за закрытой двери доносились звуки бойни. Странно, что солдаты, хоть и только что проснувшиеся, не могли дать отпор всего лишь одному некроконструкту.

Еще один шаг и я оказалась внутри, как вдруг внезапный приступ колющей боли пронзил мой бок. Меня рвануло назад, я как могла старалась удержаться на ногах. Когда мне удалось обернуться, я разглядела крюк на цепи, торчащий у меня из-под ребер. С другой стороны этой цепи стоял огромный, закованный в доспехи мужчина. На его лице был гнев, он тянул меня к себе. Без сомнения, это был Хоган.

Из-за боли у меня потемнело в глазах, и я на мгновение потеряла сознание. Очнувшись уже на земле, я поняла, что Хоган перестал волочь меня и вместо этого стал приближаться сам. Его тяжелые, обитые железом сапоги грохотали так, что я слышала их эхо в затуманенной голове. Перед глазами снова всплыла кошмарная сцена, в которой Хоган убивает ведьму, наступив ей на голову. Вероятно, со мной он собирался проделать то же самое. Крюк наконец выпал из бока, и я смогла перевернуться на живот. Пожар вдалеке разгорелся еще ярче, что-то взорвалось, и на короткое время этот взрыв отвлек моего палача, давая мне такую нужную передышку.

Вместе с этим меня озарило. Внутри длинного дома никакие не солдаты. Я отправила это чудовище, Кавра, убивать беззащитных людей. Не знаю, скольких он покромсал на данный момент, но понимаю, что я — единственная, кто за это ответственен, и кто должен это как можно скорее прекратить.

Собрав в кулак все свои силы и всю волю, наплевав на ревущую боль в боку, я подскочила и бросилась ко входу.

— Куда? — голос Хогана был тяжелым и устрашающим. — Мы еще не закончили, ведьма.

Я приготовилась к удару, слух и интуиция не подвели. Из собственной крови я создала жесткую, насколько мне хватило сил, корку на плаще с той стороны, куда он уже один раз успешно ударил меня. Новая атака сбила меня с ног с такой силой, будто бы мое тело ничего не весило. Однако благодаря сымпровизированной защите мне удалось избежать летального урона. Снова оказавшись на земле, я оценила ситуацию. В руках Хогана был огромных размеров двуручный меч. Возможно, в длину он мог сравниться с моим ростом. Лицо старого воина искривилось от изумления.

— Та… Там… — я пыталась сказать ему, что внутри еще есть, кого спасти. Я чувствовала, как их сердца бьются. Их число становилось все меньше.

— Я-то думал, пополам тебя разрублю, ведьма.

Хоган надвигался, и его поступь была невероятно тяжела. В этот раз никакой защиты не хватит. Я почувствовала горячие слезы на своих щеках. Но я плакала не от страха за свою жизнь, а от досады, что поступила ужасно и была не в силах это исправить. Хоган не спеша взвалил свой огромный меч на плечо и приготовился рубануть обеими руками. У меня оставалась только одна надежда. Но Стяжатель приходит только по собственной воле и никогда по моему зову. Что ж, если этому суждено когда-нибудь измениться, то сейчас самое время.

— Клей…

— Хочешь что-то сказать напоследок, ведьма?

— Помоги мне спасти их.

— Чего? — Хоган навис надо мной, он не расслышал.

Я не смотрела на него. Все, на что были нацелены мои мысли — это мое стремление. За эти короткие мгновения на грани между жизнью и смертью я осознала многое. Мое одномерное стремление мести за себя саму сожрало меня. Опьяненная властью от сверхъестественных сил, я не могла думать ни о чем, кроме обиды и уязвленного гипертрофированного чувства справедливости. Весь мой протест — это игра, ставки в которой — человеческие жизни. Без зазрения совести я принимала риск и теперь проиграла. Ничего нельзя исправить. И я бы позволила горечи этого осознания поглотить меня полностью, если бы от меня уже ничего не зависело.

Вокруг было пролито немало крови, но до нее мне не удавалось дотянуться. Зато все еще оставалось сколько-то в моем собственном теле. Я взяла столько, сколько смогла зачерпнуть. Было поздно жалеть себя. Я должна выложиться и отдать больше, чем у меня есть. Выставив левую окровавленную руку вперед, я представила себе старое и уже наверняка слабеющее сердце Хогана. Сжав пальцы и стиснув зубы, я вложила в эту атаку всю себя.