О том, что король Генрих создает панцирную кавалерию, в которой не только всадники, но и кони защищены железной броней, Тугомир слышал, но сталкиваться с ней ему не приходилось.
- Много их? – успел спросить он у боярина прежде, чем врубиться в фалангу саксов.
- Три тысячи, по меньшей мере, - донеслось до него сквозь нарастающий гул.
Панцирная кавалерия просто растоптала говолян боярина Чеслава, неосторожно подставивших им спину, а потом обрушилась в бок наступающей рати долечан и укров. Положение могли бы спасти конные дружинники, но они уже успели врубиться в фалангу саксов и встретить панцирников смогла лишь малая их часть. Тугомир понял, что дело проиграно раньше, чем тяжелое копье конного сакса ударило в его щит. Удар был настолько силен, что князь вылетел из седла и рухнул под ноги закованным в железо коням. Уцелел он чудом, хотя особой радости при этом не испытал. Подоспевшие пехотинцы скрутили ошеломленному князю руки, сбили с головы шлем и, наверное, прикончили его здесь же на месте, если бы их не остановил строгий голос благородного Танкмара:
- Не сметь!
Тугомир оторопело наблюдал, как закованные в сталь конники гонят по окровавленному полю пеших долечан и укров. Верших славян он вокруг не видел, но очень надеялся, что хотя бы малая часть их успела спастись от безжалостных всадников и их выносливых, но не быстрых на ногу коней. Вышедшие из Бранибора ополченцы были вырублены почти начисто, и до Тугомира наконец дошло, что ратился он не с графом Зигфридом, а с самим королем Генрихом, который, подчинив швабов и баварцев, принялся теперь за славян. Выходит, правы были Мстивой и Селибур когда призывали в Микельборе князей к единству. Послушай их тогда Тугомир, не стоял бы сейчас с непокрытой головой на залитом кровью поле и не смотрел бы с болью на ворота своего города, в которые уже въезжали чужие горделивые всадники.
- Я тебя предупреждал, князь, - с горькой усмешкой сказал Танкмар. – Король Генрих подмял под себя всех франкских сеньоров, так с какой же стати ему щадить вас.
- Он здесь? – спросил у сакса Тугомир.
- Король сам возглавил поход против славян, - охотно ответил Танкмар. – А потому – горе побежденным.
Глава пятая
Тринадцать лет, прожитых патрикием Аристархом в Киеве, не были потрачены в пустую. За это время родной дядя княгини Ольги приобрел большой вес при дворе великого князя. Сам Ингер к Аристарху благоволил и охотно прислушивался к его советам. В Киеве не было человека более осведомленного в европейских, хазарских и византийских делах, чем бывший патрикий, а ныне боярин Аристарх. Возвышению хитрого ромея, как называли сына Кончака княжьи ближники, поспособствовала сестричада Ольга, родившая Ингеру сначала дочь Умилу, а потом и сына Святослава. Но если по поводу дочери меж князем и княгиней споров не было, то по поводу сына Ингер свое слово сказал твердо. И определил в воспитатели к Святославу не просвещенного боярина Аристарха, а смурного Асмолда, который взял княжича под свою опеку сразу же, как только тот вышел из пеленок. Святославу уже исполнилось семь лет, но никакого расположения к христовой вере он не выказывал, к большому огорчению и матери, и боярина Аристарха, имевшего на него большие виды. Впрочем, неудача со Святославом Аристарха не обескуражила. Время терпело, а княжич был еще слишком мал, чтобы вести с ним разговоры о вере. Свои усилия патрикий направил на киевских бояр и весьма преуспел в богоугодной деятельности. Погрузневший и постаревший боярин Жирослав теперь не выглядел среди ближников князя Ингера белой вороной. Уже до двух десятков бояр и старших мечников пополнили христианскую общину Киева и в этом заслуга Аристарха была несомненной. Росло количество христиан и среди простого люда. Двух христианских церквей городу уже не хватало и патрикий сейчас хлопотал о строительстве третьей. Князь Ингер, надо отдать ему должное, хоть и не выказывал расположения к Христу, но к его печальникам относился терпимо и даже защищал их от наветов волхвов. Последние доставляли Аристарху много хлопот, но с божьей помощью он разрешал все возникающие проблемы миром. И даже добился если не расположения, то во всяком случае терпимого отношения от Даджбогова кудесника Солоха, который обрел при великом князе Ингере большой вес, потеснив в сторону волхвов Перуна. Словом, патрикий был вполне доволен результатами своей деятельности в Киеве, и был немало удивлен, когда узнал, что, оказывается, есть и иное мнение на этот счет. И это мнение уважаемых людей донес до его ушей Иосиф, богатейший купец из славного города Итиля. Его приезд в Киев никого в окружении князя Ингера не насторожил. В Киеве хазарские купцы чувствовали себя почти как дома и не в последнюю очередь благодаря усилиям патрикия Аристарха, сумевшего убедить князя Ингера, что худой мир лучше доброй ссоры. И что утерянной Матархи, конечно, жаль, но война с каганатом ничего хорошего не принесет ни Руси, ни Хазарии.