Ты больше не хочешь, чтобы тебя дурачили. Не хочешь продолжения хаоса. Ты уже убил отца. С матерью такое сделал… А теперь еще и с сестрой. Если на тебе в самом деле Проклятие, нечего дергаться и сопротивляться. Пусть все кончается поскорее, раз так запрограммировано. Надо быстро стряхнуть с плеч эту тяжесть и жить дальше так, чтобы не зависеть от чьего-то умысла. Самому по себе. Вот чего тебе хочется.
Она закрывает лицо руками и тихо плачет. Тебе жаль девушку, но ты уже не можешь ее выпустить. Твой член становится все больше, все тверже. Он будто пустил корни в ее теле.
– Понятно. Больше мне сказать нечего, – говорит она. – Но учти. То, что ты делаешь, называется «изнасилование». Ты мне нравишься, но я не хочу так. Может, мы больше никогда не увидимся, как бы нам потом этого ни хотелось. Тебя это устраивает?
Ты оставляешь вопрос без ответа, отключаешь все мысли. Прижимаешь ее к себе и начинаешь движения бедрами. Сначала робко, осторожно, потом все сильнее, резче. Стараешься удержать в памяти попадающиеся на пути деревья, чтобы найти дорогу обратно, но они тут же сливаются в однородную вязкую массу. Закрыв глаза, Сакура подчиняется ритму твоих движений. Без сопротивления, не говоря ни слова. Лежит на боку, а на лице застыло напряжение. И тем не менее ты чувствуешь, что ей приятно. Ее физическое удовольствие продолжается в тебе. Ты знаешь это. Деревья жмутся друг к другу сплошной черной стеной, перекрывают тебе поле зрения. Птица больше не шлет вестей. И тут ты кончаешь.
Я кончил.
Открыл глаза. На кровати рядом никого. Глубокая ночь. Темно – хоть глаз выколи, все часы куда-то пропали. Встав с постели, я прошел на кухню и стал замывать трусы. Белый, тяжелый, густой комок – будто незаконнорожденный ребенок, произведенный на свет мраком. Я выпил подряд несколько стаканов воды, но сухость во рту осталась. Ужасно одиноко. Так, что дальше ехать некуда: темная ночь, кругом лес… Здесь не бывает ни времен года, ни света. Я вернулся к кровати, сел, сделал глубокий вдох. И темнота окутала меня.
Та самая штука внутри тебя уже дает о себе знать. Сейчас она притаилась черной тенью, давая себе передышку. От скорлупы не осталось и следа – разбита на мелкие кусочки и выброшена за ненадобностью. К твоим рукам что-то прилипло. Похоже, человеческая кровь. Ты подносишь руки к глазам, но ничего не можешь разглядеть – света не хватает. Слишком темно – и внутри, и снаружи.
Глава 40
Рядом с вывеской «Мемориальная библиотека Комура» висела доска с информацией.
– Выходной – понедельник; часы работы – с 11 до 17 часов; вход – бесплатный; по вторникам для желающих проводятся экскурсии, начало в 14 часов, – прочитал для Накаты Хосино. – А сегодня как раз понедельник. Не работает, – добавил он и посмотрел на часы. – Хотя какая разница? Все равно поздно уже.
– Хосино-сан?
– Чего?
– Эта библиотека совсем другая. Не похожа на ту, куда мы раньше ходили.
– Точно. Там публичная библиотека, большая, а эта частная. Совсем другое дело.
– А что такое «частная библиотека»?