Кафедра странников

Нур дернулся, и на мгновение его лицо исказила болезненная гримаса: слова Ларисы ударили хлестко, жестоко напомнив божественному лорду о гибели народа Тать. Джин сжала кулачки.

— Не надо меня обижать, — глухо произнес карлик. И снова — широкая улыбка. — Я хочу поговорить. Есть очень интересный проект.

Лариса помолчала, затем медленно кивнула:

— Я выслушаю твое предложение, лорд. Но позже, сейчас я занята.

— Нам подождать за дверью? — Нур окончательно взял себя в руки.

— Необязательно, — улыбнулась девушка. — Дикси проводит вас в гостиную.

— Он обещал горячий грог, — припомнил карлик.

— Разумеется, сэр, — кивнул дворецкий. — Горячий грог и все, что угодно, для дамы. Прошу вас, за мной, сэр.

ГЛАВА 2

Поселок Кедровый (бывш. Красноярск-151), 1991 год

— Валентин Павлович, мы уходим.

— До завтра, Зиночка, — рассеянно отозвался Зябликов, не отрываясь от записей.

— Вчера вы забыли выключить свет, — напомнила помощница. — Комендант ругался.

— Я выключу, — пообещал профессор. — Честное слово, не забуду.

— До завтра.

Дверь хлопнула, и Зябликов остался один. Пару мгновений он еще смотрел на разложенные на столе записи, затем помассировал шею, поднялся и прошелся по огромному, больше похожему на ангар, помещению лаборатории. Главной лаборатории Красноярска-151. Столы и стеллажи, на которых была установлена аппаратура, располагались вдоль стен помещения, а в его центре гордо возвышался объект «Трон», монументальный, величественный и загадочный. Такой же загадочный, как десять лет назад. Валентин Павлович вздохнул и протер очки.

Десять лет исследований. Десять лет в глухом сибирском уголке. Десять лет, наполненных непрерывной работой, опытами, исследованиями и… неудачами. Все эти годы группа Зябликова билась головой о неприступный монолит до сих пор неизвестного металла, получала самые современные приборы и любую помощь, которую могла дать Академия наук, собирала лучших специалистов и… ничего. Десятки семинаров и конференций, десятки профессионалов самых разных направлений: химики, металлурги, энергетики… Потрачены миллионы, а в результате — полный ноль. Формулы металла нет, физические свойства артефакта меняются чуть не ежедневно, надпись на стене не расшифрована — ни единой зацепки, способной заинтересовать правительство. Зябликов видел, что интерес к объекту «Трон» падает, что постоянные неудачи раздражают и академиков, и министров, что еще чуть-чуть, и они окончательно смирятся с поражением и отдадут приказ о консервации артефакта. Зябликов видел все это, но продолжал работать с одержимостью обреченного. О крахе собственной карьеры Валентин Павлович уже не думал, смирился, разгадать предложенную «Троном» загадку профессор хотел не ради славы и почета, а потому, что это стало смыслом его жизни. Артефакт перестал быть для Зябликова просто объектом исследований — больше, намного больше, профессор не представлял, что может расстаться с ним.

— Даже если отдадут приказ о консервации, никто не запретит мне продолжить работу, — прошептал Валентин Павлович. — Симонидзе говорил, что сможет пробить перенос исследований в свой институт. Размаха не будет, но работать мы сможем.

Размаха, с каким начиналась разработка «Трона», не было уже давно. Последние несколько лет финансирование неуклонно снижалось, год назад, по просьбе «прогрессивной общественности», Красноярск-151 лишился статуса закрытого города, переименовался в Кедровый поселок и стал стремительно терять население: молодые и перспективные старались побыстрее покинуть тонущий проект. Валентин их не осуждал. Но и не понимал.

— Ладно, хватит о грустном! — Профессор заставил себя улыбнуться, быстро огляделся и, убедившись, что лаборантка захлопнула дверь и открыть ее можно только изнутри, поднялся на основание артефакта.

Зябликов любил забираться на трон. Разумеется, только тогда, когда в лаборатории никого не было и никто не смог бы подсмотреть мальчишескую шалость пожилого ученого, хоть и неудачливого, но все еще авторитетного. Оказываясь в древнем кресле, Валентин испытывал необъяснимое чувство покоя и расслабленности. Если у него болела голова — боль уходила, если скакало давление — оно становилось нормальным. Профессор никому не говорил о таком благорасположении «Трона», ибо серия опытов, проведенных едва ли не сразу после обнаружения артефакта, показала, что обычный человек, оказываясь в кресле, испытывал прямо противоположные чувства: боль, головокружение и рвотные позывы. У некоторых начинались судороги. «Трон» выделял Валентина, и ученому это нравилось. Хоть какой-то результат многолетних усилий.

— Мне будет трудно расстаться с тобой. — Зябликов положил руки на подлокотники, закрыл глаза и… увидел лицо генерала Александрова.

— Кто здесь?! — Профессор вскочил и огляделся. Лаборатория была пуста.

— Черт! — Валентин Павлович потер лоб. — Черт!! — Он задумчиво посмотрел на отливающий металлом «Трон», неуверенно хмыкнул, вернулся в кресло и снова закрыл глаза.

И увидел лицо Александрова. И еще одного человека.

* * *