Кафе «Поющий енот»

Иоланда чмокнула меня в щеку и удалилась под руку с мужем. Зинуля с Анджеем быстренько все прибрали и тоже ушли, за ними и Рэйвен. Перед уходом Зинуля подала мне мою сумочку-сову, про которую я совсем забыла. И про ее содержимое. А ведь хотела отдать блокнот Иоланде! Так, может, и не надо отдавать? Мы встретились, все вроде бы хорошо? Зачем ворошить прошлое? А если она захочет что-то узнать, я расскажу. Теперь-то я смогу.

– Ты очень устала? – спросил Кван. – Может, посидим немного в тишине?

– Ладно, посидим.

– Хочешь мороженого? Я принесу.

– Лучше немного вина.

– Красного?

– Да.

Кван принес вино, сел напротив. Некоторое время мы молчали, потому что оба были смущены. Вдруг мне показалось, что за столиком Теодора кто-то сидит: маленький старичок, большеголовый и неказистый с виду. Тот самый, что на портрете. Тот самый, кто сумел возродить меня к новой жизни. Смотрит на нас и ухмыляется.

– Кто это? – воскликнула я.

– Где? – всполошился Кван и оглянулся. – Я никого не вижу.

– Мне показалось, что… Ладно, ерунда. А кто такой Теодор? Для кого столик зарезервирован?

– Это наш общий друг. Теодор Дидель. Он погиб при аварии самолета. Хороший человек.

– Мне очень жаль.

– Это было полтора года назад. И к тому же он был смертельно болен, так что…

– Да, лучше быстрая смерть, чем долгие мучения. Но не мы выбираем, к сожалению. Правда, для тех, кто остался, быстрая смерть… Тоже смерть. Своего рода.

– Ты говоришь про отца Иоланды?

– Да. Странно, впервые за долгие годы я о нем заговорила.

– Ты сильно его любила?

– Очень. И никак не могла простить, что он меня оставил. Представляешь, так всем и говорила: «Мой муж меня бросил». Глупо, да?

– Вовсе нет.

– Лучше бы бросил, но остался жив.

Мы помолчали.

– А знаешь, иногда твоя дочь садится за этот столик и разговаривает с Теодором, – задумчиво сказал Кван. – Мысленно. Так она утверждает. И я ей верю. Потому что на прошлой неделе Теодор сказал, что ты скоро вернешься. И вот ты здесь.

– Я здесь. Странное чувство! Словно я проспала пятнадцать лет и вот проснулась, а у меня совсем взрослая дочь. И мало того, скоро я стану бабушкой! Это в сорок-то лет.

– Тебе не дашь больше тридцати пяти.

– Ну, во сне не состаришься.

– Тоже верно. У тебя прекрасная дочь. Мы все очень любим Иоланду. Она удивительно легкий человек. Искренняя, доброжелательная, сердечная. Веселая. Большая выдумщица.

– Во всем этом нет никакой моей заслуги. Иоланда стала такой вопреки мне. Вопреки обстоятельствам.

– А может, в этом и состоит твоя заслуга?

– Да конечно! Не утешай меня. Я была очень плохой матерью. Всегда в первую очередь думала о себе. Вот и сейчас, вместо того чтобы обнимать дочь, сижу тут с тобой и болтаю.

– Твою дочь есть кому обнять, не волнуйся. Вы долго не виделись, будете привыкать друг к другу постепенно. К тому же ты просто не в силах противиться моему обаянию.

– Ну ты и нахал!

– Зато я красивый.

Я невольно рассмеялась. Да, в обаянии Квану не откажешь, это правда.

Мы помолчали. Потом он сказал, явно волнуясь:

– Знаешь, последнее время я как-то непривычно себя чувствовал. Ник и Иоланда… Их любовь… Нет, я не завидовал. Но вдруг захотел для себя такой же любви. И когда я увидел, как ты стоишь у столика Теодора, такая прекрасная, такая растерянная… такая моя…

– Подожди. Пожалуйста. Ты очень торопишься. Я так не могу, – сказала я. – То есть… Могла бы, но не хочу. Три раза в жизни я поступала необдуманно, и ни к чему хорошему это не привело. Вернее, четыре. Но первый раз не в счет. Потому что это было… чудо. А сейчас я не уверена, что готова к чуду. Что сумею пробежать по радуге.

– Ты сумеешь, я знаю. Но мы не будем торопиться, ты права. Ты же не говоришь мне решительное «нет», правда?

– Не говорю. Ты милый, смешной. Добрый. Просто я сейчас не понимаю, что чувствую. Слишком много всего.

– Ничего, я подожду.

– И потом, ты меня совсем не знаешь.

– Немножко знаю – по рассказам твоей дочери.

– Представляю эти рассказы!

– Иоланда ни разу не сказала о тебе ни одного плохого слова.

– Правда?!

– Я думаю, с ее стороны ваша жизнь не выглядела так беспросветно, как, наверно, кажется тебе. Она ведь не знала, что бывает иначе.

– Скорее не помнила. Когда погиб ее отец, Иоланде и пяти не было.

– Ну вот! Вы же нормально встретились, правда?

– Правда. Как будто и не было этих пятнадцати лет.

– Ну что, пойдем? Провожу тебя в отель.

– Да, пойдем. Только… У вас же тут есть кухня, верно?

– Есть, конечно. Ты внезапно захотела что-то приготовить? Это лишнее, потому что, когда ты выйдешь за меня замуж…

– Перестань!

– …тебе никогда не придется готовить. Так зачем нам кухня?

– Не столько кухня, сколько открытый огонь. Мне нужно кое-что сжечь. Блокнот. Небольшой.

– Ладно. Сжечь так сжечь. Мы сделаем так…

Кван привел меня на кухню, достал большую глубокую сковороду, положил туда мой блокнот и поджег его из газовой горелки.

– Это карамелизатор, или фломбер. С его помощью я делаю карамельную корочку на крем-брюле, подрумяниваю меренгу…

– Я видела такое в ресторане. Нам подали пирог, облили коньяком и подожгли. А внутри было мороженое. Так удивительно.