Кафе на Мировом дереве

— Очень интересное плетение силы, — проговорила женщина, — Лика, вы ведь росли в немагическом мире. Откуда у вас такие глубокие знания?

— Мы знакомы? — непонятный разговор мне нравился все меньше.

— Мы — родители Дитора, — сообщила женщина. — Понимаете, Лика, мы, как и любые родители, хотим для сына самого лучшего, а вы, согласитесь, не совсем…

Дальше я не слушала. Не знаю, откуда появилась такая реакция, но возмущение, гнев, обида связались в душе в одно целое. Я почувствовала, как к глазам подступают слезы. А дальше… Дальше я оказалась в объятиях Дитора, в своей комнате.

— Ну все, все, воительница, — он мягко гладил меня по волосам, — ну, Лика, ну, не плачь.

— Что?..

— Не помнишь? Немудрено. В таком-то состоянии. Ты чуть кафе по частям не разнесла. Лика, я не знал о желании родителей здесь появиться. Обещаю, больше, без твоего желания, вы не увидитесь. Вытри слезы.

Я всхлипнула. И правда, ничто из случившегося в памяти не отразилось.

— Ронтрар, Вита?..

— Живы. Все живы. И даже здоровы. Ронтар скоро прекратит заикаться.

Я улыбнулась. Да уж, действительно страшна его подавальщица в гневе.

— Дитор, в чем они меня обвиняли?

Тяжелый вздох.

— Моя мама зациклена на том, что с ней все хотят через меня породниться. Как же, богиня любви в родственницах.

— И что? — не поняла я.

— Не бери в голову, — Дитор ласково взъерошил мне волосы, — обычные подковерные игры богов.

Ясно. У богини зашкаливающее самомнение и активно развивающаяся мания величия, а виновата оказалась я, человек со стороны.

— Хочешь, я твоей маме блок сниму? — чтобы загладить ситуацию, спросил Дитор. — А там уже как она захочет: будет или не объяснять семье, кто она такая, по желанию.

Я на несколько секунд застыла, пытаясь осмыслить и прочувствовать всю ситуацию.

— Я смогу их увидеть?

— Ты их — нет, до окончания контракта. Они тебя — да, если захотят.

Я энергично закивала. У меня самой, как пояснил Дитор, стоял блок на время переноса, я не могла припомнить до секунды, как очутилась в Межмирье, а потому считала, что жить с блоком на память нельзя. Мой был со сроком: пропал бы сам через девять месяцев работы в кафе. А вот у мамы Дитор срока не увидел.

Свадьбу мы справили через две недели. Родители и Лариса к тому моменту прочно обосновались на Мировом дереве.

— Лика, детка, — мама при первой встрече прижала меня к себе со слезами на глазах, — ну как можно быть такой безголовой! А если бы это оказалось что-то похуже Межмирья?!

Я только вздохнула: дурная, знаю.

Выяснилось, что блок поставил кто-то из мелких демонов в отместку за нежелание мамы с ним встречаться. Он же и сплавил ее на Землю.

С родителями Дитора я больше не общалась, но на свадьбу их, вернее на принесение клятвы в Храме, мы все же пригласили.

— Ты, главное, стихи не читай перед алтарем — такого Дерево не выдержит, — напутствовал меня Ронтар. Они с Карисом и Ларуной обещали устроить праздничный ужин получше, чем в том ресторане на ветвях, в котором мне открылся Дитор, а потому в Храм не пошли.

— Перед алтарем — не буду, а вот потом… Ронтар, не бледней. Это была шутка.

Предсвадебный мандраж не обошел и меня стороной. Дитор, видя, как я нервничаю, не стал настаивать на моем участии к торжеству и разрешил сутками пропадать в кафе. Уж там-то моя деятельная натура окружающим вреда могла доставить гораздо меньше.

Эпилог

Охотничье жаркое.

Покупается одна утка или курица, жарится в духовке до полного приготовления и потом щедро утыкивается мелкой дробью.

Из Интернета

— Лика! Лика!

Я скривилась, услышав звонкий женский голос:

— Лариса, тебя с того конца улицы слышно было.

— Тебе рожать скоро! — послышался в ответ негодующий возглас. — Какая работа! Бросай сейчас же!

— Ты за меня овощи почистишь? — я достала из миски очередной лакрин, круглый овощ, по вкусу напоминавший печеный картофель. — Что я могу, если Ларуна заболела? Ронтар не справляется, ему необходима моя помощь.

Сестра, попав в Межмирье и узнав от Ларуны с Ронтаром все последствия своего поступка, резко изменилась, стала по отношению ко мне второй мамочкой, от ее внимательного взгляда и так скрыться было нельзя, а уж когда я забеременела… Меня так Дитор никогда не опекал, как собственная младшая сестренка. Он, наблюдая за нашим общением, больше похожим на стычки кошки и собаки, только снисходительно улыбался:

— Она пытается таким образом искупить свою вину. Позволь ей сделать это. Родишь — она успокоится.

— Сомневаюсь, — ворчала я. — Вот как она все успевает: и личную жизнь налаживает, и работу ищет, еще и меня каждый божий день «пасет». Ее бы силы да на благое дело.

— Вот выйдет замуж, устроится на одном определенном месте, и тогда уже точно на тебя времени не останется.