Любимейшим же занятием детей в летнее время было собирание, кормление и воспитание гусениц, причем наблюдали их превращение. Этим занимались дети все поголовно, собирали на листьях яйца насекомых, выводили из них гусениц, причем каждого рода гусеница имела свое, придуманное детьми название. Перед каникулами и в праздничные дни, а во время каникул ежедневно дамы (не дежурные) ходили со своими отделениями гулять в парк или в окрестности городские, и почти каждый мальчик имел при себе коробочку для насекомых и гусениц; иногда двое или трое собирали гусениц вместе и кормили их. Коробки для гусениц дети клеили сами, выказывая при этом замечательную изобретательность и находчивость: картона не было, склеивали бумагу старых тетрадей лист на лист и получали картон, клей делали из мякиша булки; коробки снабжали сверху стеклами, собирая на дворе все обломки стекол. Нередко из таких скудных средств выклеивались домики со стеклами и дверьми. <…>
В октябре, когда дети переходили гулять на двор, летние игры прекращались, и вообще зимой на воздухе никаких игр не было, потому что гуляли по мосткам в строю; тогда начинались игры и занятия в зале. До Рождества дети свивали себе из тонких веревок толстую, которую употребляли для прыганья. <…>
Во время Рождественских праздников устраивался в заведении маскарад, на который пять или шесть человек из каждого отделения являлись в костюмах; после маскарада начинался бал, в котором главным образом принимали участие посторонние воспитанники. В малолетнем отделении бывала елка, но игрушек детям не дарили.
От времени до времени заведение посещали члены императорской фамилии. Император Николай Павлович был при мне в корпусе два раза. Помню, как поразил нас, детей, его вид, когда мы увидели его в первый раз. Он пришел в столовую, куда тотчас же собралось все наше начальство, и какими все они показались нам маленькими в сравнении с императором! Мы долго говорили между собой об этом посещении государя и были убеждены, что нет человека выше его ростом.
Михаил Павлович бывал в заведении по два или по три раза в год. Бывало, построит нас в зале и устроит батальонное ученье под бой трех барабанов, потом заставит всех лечь и, лежа, катиться в одну сторону. <…>
18 августа 1846 года нас, в числе 22 кадет, усадили в кареты и повезли в Петербург в кадетские корпуса <…>. С этого дня мы стали кадетами 1-го корпуса. Здесь судьба привела меня пробыть целых десять лет…
И. И. Ореус
Из воспоминаний
Школа гвардейских подпрапорщиков и юнкеров. 1845–1849 годы
…Внутренний и внешний быт воспитанников военно-учебных заведений Николаевского времени много разнился от того, который выработался в последующее царствование, и — как все в мире — представлял дурные и хорошие стороны.<…> Мои воспоминания относятся к Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в период времени с 1845 по 1849 год, когда я имел честь пребывать в стенах этого заведения. <…>
Доступ в школу открыт был одним потомственным дворянам; для приема туда требовалось, чтобы поступающий был не моложе 13 и не старее 15 лет от роду и удовлетворял известным экзаменным условиям. Курс учения продолжался четыре года. Дотянувший, хотя бы и с грехом пополам, до 1-го (старшего) класса и не натворивший каких-нибудь чересчур безобразных шалостей, выпускался в тот или другой гвардейский полк на имеющиеся вакансии, а иногда и сверх вакансий. Понятно, что при этом право выбора предоставлялось сначала лучшим ученикам, выходившим преимущественно в самые блестящие полки гвардии: Кавалергардский, Конный, Преображенский и т. п. <…>
Легкий способ выхода в гвардию, которая считалась преддверием для карьеры молодого человека, конечно, поощрял отцов и матерей к отдаче сынков в это привилегированное военно-учебное заведение, — если средства сколько-нибудь позволяли. Плата за воспитание в школе полагалась немалая: в пехоте 400 руб., а в кавалерии — 450; кроме того, при подаче прошения перед приемным экзаменом родители должны были представлять реверс, или свидетельство о том, что имеют достаточные средства для содержания сына в гвардейской пехоте или кавалерии.