Князь с обычной своей горячностью и усердием принялся за воспитание своих юных питомцев. Убежденный, что в юных душах будущих моряков должны быть укоренены надежным образом религиозные чувства, и чтобы приучить воспитанников во всех случаях жизни прежде всего обращаться к Богу, он сообразно этому устроил и внешнюю обстановку кадетской жизни: так, заказал четыре большие иконы по одной в каждую часть; на одной иконе изображалось, как Иисус Христос благословляет детей, на другой — как Он ходит по волнам; кроме того в ротном зале помещалась большая икона Казанской Божией Матери в серебряной ризе, перед которой постоянно теплилась лампада. В этом зале каждый день собирались кадеты утром перед завтраком и вечером после ужина молиться Богу; для этого один из унтер-офицеров или кадет читал вслух утренние и вечерние молитвы, а по воскресеньям читались акафисты или Иисусу Христу, или Божией Матери. <…> Нередко и сам князь присутствовал при молении.
В преподавание учебных предметов начали вводиться новые способы, облегчающие ученье, а унтер-офицеры обязаны были ежедневно по выходе кадет из классов в 11 часов утра и в 6 часов вечера проверить каждого кадета порученного нам отделения, чем он занимался в классах. <…>
31 марта 1826 года был самый замечательный день в жизни Морского кадетского корпуса. В этот день впервые посетил корпус государь император Николай Павлович. Он приехал в корпус около трех часов пополудни с великим князем Михаилом Павловичем и прямо прошел в классы, где тогда были воспитанники. Главным дежурным был князь Сергей Александрович, а я — дежурным унтер-офицером по лазарету. Тотчас государя встретили директор и все начальство.
Государь обошел классы, роты, лазарет, столовый зал, делая различные замечания Шедший впереди штаб-офицер, отворяя двери, называл то помещение, куда входили; так, входя в отдельный класс, он сказал: «Танцевальный класс», — а там в это время был преподаватель Закона Божия. Обыкновенно для преподавания Закона Божия в кадетских классах соединяли <…> два класса <…> вместе, и как такое большое число кадет не могло поместиться в обыкновенной классной комнате, то и помещали в танцевальном классе. Говорили тогда, что когда сказали «танцевальный класс», то государь сказал: «Это и по учителю заметно». Также говорили, что когда великий князь Михаил Павлович воротился домой, то в кругу приближенных рассказывал, что в Морском корпусе священник учит кадет танцевать.
В 1825 году выпуска из корпуса не было, и выпускных почти целый год экзаменовали и выпустили в мичмана в феврале следующего, 1826 года. <…> Князь Шихматов в следующем году оставил службу и поступил в монастырь…
М. Я. Ольшевский
Из воспоминаний
Первый Санкт-Петербургский кадетский корпус. 1826–1833 годы
Второго сентября 1826 года, в день, назначенный для приема, матушка повезла меня рано утром в 1-й кадетский корпус и, по предварительно собранным ею сведениям, явилась прямо на квартиру директора, которым был в то время генерал-майор Михаил Степанович Перский. В приемной, указанной швейцаром, находились уже два других отрока со своими родителями или родными, явившимися с той же целью, как и я с матерью. Тут же находились два корпусных офицера и чиновник в вицмундире. Один из них, высокий, стройный, красивый, был адъютант директора — капитан <Егор Иванович> Сивербрик. Он, подойдя ко мне, спросил мою фамилию, сколько мне лет, откуда я приехал и где обучался, — и мои ответы записал в находившуюся у него в руках книжку То же самое повторено было им и с вошедшими вслед за мною другим будущим кадетом.
Недолго пришлось ждать директора. Он вошел в залу в мундире, при шпаге и со шляпой в руке, в какой форме, как оказалось впоследствии, он являлся всегда перед кадетами, обходя классы ежедневно утром и после обеда, посещая лазарет, дортуары, рекреационные и столовые залы. Ни один кадет не видел его в сюртуке или другой одежде. <…>
Подойдя ко мне и поклонившись матери, он обратился к ней с вопросом: «Это, без сомнения, ваш сын?» По получении же утвердительного ответа и по прочтении адъютантом моей фамилии, лет, откуда приехал и где обучался, директор обратился ко мне: «<…> садитесь вот за этот стол, и вас проэкзаменуют».