А письмо свое украшай метафорами, и притчами, и стихами Корана, и речениями пророка, мир над ним. Если письмо будет по-персидски, не пиши таким персидским языком, что люди не поймут, нехорошо это, особенно такие персидские слова[279], которые не [всем] известны. Не надо так писать никогда, да лучше так и не говорить. А украшения арабского письма известно, как их надо писать. В арабском письме рифма — искусство, очень она хороша и приятна. В персидском же рифма неприятна, лучше ее не применять. Но что бы ты ни говорил, говори высоким стилем, изысканно, послаще и покороче.
Писец должен быть сметливым, знать тайны письменного дела и быстро разбирать загадочные слова.
Рассказ
Султан Махмуд от этих слов нахмурился и сказал послу: „Скажи халифу: ты что же это говоришь? Что я, разве меньше Абу-Муслима?[281] Вот вышло у меня с тобой такое дело, и смотри, приду я с тысячью слонов, растопчу твою столицу ногами слонов, навьючу прах столицы на спины слонов и отвезу в Газну“.
И сильно пригрозил мощью слонов своих. Посол уехал, а через некоторое время вернулся. Султан Махмуд сел [на престол], хаджибы и гулямы построились рядами, а у ворот дворца держали яростных слонов и поставили войско. Затем допустили посла халифа багдадского. Посол вошел, положил перед султаном Махмудом письмо около дести бумаги мансурийского[282] формата, свернутое и запечатанное, и сказал: „Повелитель правоверных говорит: письмо я прочел, о мощи твоей услышал, а ответ на твое письмо — вот это, что написано в этом письме“.
Ходжа Бу-Наср-и-Мишкан[283], который заведывал диваном переписки, протянул руку и взял письмо, чтобы прочитать.
В начале письма было написано: „Во имя аллаха, милостивого, милосердного“, а затем на строке так: „Разве...“[284] и в конце было написано: „Слава аллаху и благословение на пророке нашем Мухаммеде и всем роде его“.
А больше ничего не было написано.
Султан Махмуд и все почтенные писцы задумались, что же значат эти загадочные слова. Все стихи Корана, которые начинаются со слов „разве“, они перечитали и растолковали, а никакого ответа для султана Махмуда не нашли.
Наконец, ходжа Абу-Бекр Кухистани[285] (а он молод был и еще не имел такого сана, чтобы сидеть, и стоял среди недимов) сказал: „О господин, халиф написал не элиф, лам, мим. Господин наш пригрозил слонами и сказал, что прах столицы перевезет на спине слона в Газну. Вот он в ответ господину и написал ту суру, [где говорится]:
„Разве ты не видишь, что сделал господь твой с обладателями слона?“[286]
Это он отвечает на слонов господина.
Слыхал я, что султан Махмуд так расстроился, что долго в себя не приходил и все плакал и стенал, такой богобоязненный он был, и много просил он прощения у повелителя правоверных, а рассказывать об этом долго.
Абу-Бекру Кухистани он пожаловал драгоценный халат и приказал ему сидеть среди недимов и повысил его в сане, и за это одно слово получил он два великих повышения.
Рассказ
Эмир Бу-Али привез его из Худжана, сделал личным секретарем, дал ему полную власть в делах, и не было ни одного дела без его совета, ибо был он человек изрядно способный.