Кабульский трафик

– Афганские моджахеды? Я правильно понял? Тоже идут на нас?

– Да! То есть нет!! Они идут на выручку Седому! И будут выходить на нас. Предположительно... двумя колоннами. По дну ущелий Кафаркаш и Сулайман-Дара. Их переговоры мы уже засекли. Так что и с той стороны следует ждать гостей! Слушай боев... ачу... не... сссшшшш...

Помехи стали столь мощными, что разобрать что-либо было уже не представлялось возможным. Козаков, сунув сердито шипящую, как потревоженная змея, рацию в кармашек, рявкнул:

– Личный состав, к бою! Радист, срочно связь с «Гиацинтом»!

* * *

Воздух вокруг гудел, вибрировал от звуков плотной, непрерывной пальбы. Ночную темноту прорезали фары; блики света отражались на мшистых стенах ущелья. Из-за поворота объездной дороги вынесся, подпрыгивая на колдобинах и ухабах, внедорожник... Еще один. Потом микроавтобус. Еще фургон. Замыкающим в колонне движется тентованный грузовик...

До идущего передовым внедорожника было уже не более трех сотен метров. Сверху, с «крепостицы», несмотря на глухое ночное время, машины, следующие по объездной дороге, видны, как на ладони. Они сами освещали дорогу и идущие впереди транспорты фарами. Расколошматить в данной ситуации всю эту небольшую колонну и положить в горловине ущелья всех, кто передвигается на этих транспортах – как два пальца об городской асфальт.

– Бойцы, стрелять только по моему приказу! – крикнул Козаков. – Кто откроет огонь без команды, прибью!

– Ну и попали мы, летеха, – подал реплику расположившийся слева от него со своим РПК прапорщик Артюшин. – И стрелять нельзя, душманы из-за речки нам этого не простят. И пропускать этих без выстрела опасно: кулябские тогда от злости навалятся на заставу. И будет как четыре года назад – «героический бой с превосходящими силами противника»!

Рядом с Иваном на приступке, накрытом куском брезента – цинк с набитой лентой. Он прижал поплотнее к плечу приклад РПК. АКСУ со снаряженным в подствольник ВОГом прислонен к стенке. Два РПГ-7 стоят рядом, в нише. Всадить бы гранату в передовой джип! Да вот только чутье подсказывает – нельзя.

Едва только тентованный грузовик выехал из-за поворота, как оттуда же, из темноты, из-за скалы, что-то выскочело и фыркнуло! Корма грузовика вдруг лопнула, треснула, вспухла огненно-дымным клубком. Оттуда, из кузова быстро занявшегося грузовика, продолжавшего еще по инерции катиться по дороге к горловине ущелья, стали выскакивать какие-то темные фигурки. Некоторые падали, катались по земле, другие оставались недвижимыми. Уцелевшая охрана, кто присев на колено, кто распластавшись за валуном или просто на дороге, стала стрелять из «калашей» по кому-то, кого Иван со своей позиции не мог разглядеть.

– Блин! Из гранатомета всадили! – процедил Артюшин. – Так что душманы, летеха, совсем рядом.

Ночь окрасилась в мрачновато-багровые краски. Языки пламени высветили весь склон высоты и горловину ущелья, по которому можно проехать, если, конечно, транспорт подходящий, до самой речки. За которой – те же дикие горы и ущелья, но уже другая страна...

Со стороны ущелья послышались автоматные и пулеметные очереди. Похоже, группа кулябских, обойдя заставу и кишлак и тесня остатки прикрытия, преследовала другой отряд боевиков, прорывавшихся к границе и пыталась перерезать им единственно возможный проход...

Российские пограничники пока не открывали огонь, оставаясь в этой пиковой ситуации, в силу обстоятельств, – сторонними наблюдателями.

* * *

– К нам гости! – крикнул прапорщик. – Твою мать... Ну и чего делать-то будем, лейтенант?

– Вижу! – отозвался Козаков. – Не стрелять!

По пологому склону, петляя меж валунов по тропинке, от брошенных на дороге машин, поднималась группка людей, всего человек пятнадцать. Среди них Козаков увидел женские фигуры и пару подростков. Кто-то из мужчин нес ребенка на руках...

Эта группа беглецов успела преодолеть некрутой подъем до «крепостицы» как раз к тому моменту, когда отряд кулябских смял, уничтожил тех, кто прикрывал отход колонны, а заодно и тех, кто успел выскочить из пылающего грузовика и еще некоторое время оказывал сопротивление местным моджахедам.

– Эй вы... стоять! – крикнул Козаков, держа двух ближних к нему мужчин на мушке.

– Кто такие?!

– Не стреляйте, шурави! С нами женщины и дети!

– Вижу! Кто у вас старший?

– Я! – один из мужчин в камуфляжной куртке, с висящим на плече дулом вниз автоматом, поднял правую руку, привлекая к себе внимание. – Ми-иня за-авут Фарход Шерали! А еще, можи-ит, слышали, миня называют Седой!

Козаков проглотил подступивший к горлу комок. Ни фига себе, гость заявился!

Этого еще не хватало! Сам «Седой» пожаловал, крутой полевой командир... Очень известная личность по обе стороны реки Пяндж.. И брат у него, кстати говоря, человек весьма непростой – правая рука Ахмада Шаха Масуда, «панджшерского льва», тоже этнического таджика... Фарход Шерали, он же вице-премьер оппозиционного правительства Таджикистана, собственной персоной.

– Зачем пришли? – крикнул Козаков. – Мы не хотим ввязываться в ваши разборки!

– Нам нужна-а укрыться! И помощь нужна-а... есть раненые!