Собирать информацию о преступлениях, на которые власти «забили болт», нарушая все законы логики, по его словам, сеньора сподвигло дело его друга. Друг его был ассистентом соседней кафедры, выходцем с Той Стороны, и его как-то очень некрасиво «прессанули». На глазах у всего универа, одного из главных ВУЗов столицы. Он помог другу, вытащил из тюрьмы и посодействовал реабилитации — иногда зарвавшихся силовиков поставить в стойло можно. Но по его словам, таких дел, где он что-то мог поделать, было всего четыре. Из нескольких сотен.
Как я подозреваю, что-то у сеньора было не так на личном фронте. Дважды женат, дважды в разводе… Время на хобби оставалось. Ибо это было не просто на увлечение, как у других (Хуан Карлос, например, корабли мастерит), а скрупулёзное вытаскивание и подшивание фактов и документов по многим делам, что требует колоссального времени и терпения. Конечно, любому блогеру всегда помогает куча волонтёров, и тем больше, чем раскрученнее блог, но всё равно вся организационная работа была на нём, и я с недавних пор понимаю, насколько это непросто. На мой взгляд, такая устремлённость это Цель, Смысл жизни. Стезя, выбранная им. И именно поэтому мы на него клюнули.
Сейчас число подписчиков сеньора перевалило за восемь миллионов и продолжает расти, а в комментариях к каждой статье и каждой записи творится настоящий беспредел, с тысячами комментов в минуту. Ну, бывает и тысячи, хотя в целом, разумеется, поменьше. А подписка — это, само собой, реклама. А реклама — это деньги. Сеньор стал обеспеченным и важным (хотя и до этого не страдал от безденежья), и на мой беглый взгляд просто лоснился показным имиджевым видом — костюм и галстук его были из последней коллекции от кутюрье, достойны императора Южноамериканской империи. Но вот лицо сеньора Рохелео при этом выражало полную отстранённость от каких-либо меркантильных вопросов. Сеньор был подавлен и растерян, деньги волновали его в последнюю очередь (если он вообще их замечал). Я чувствовал, он на грани депрессии, и для продолжения сотрудничества с ним нужно срочно что-то делать.
— Два мороженных, — заказал я подошедшему официанту. — Клубничное и шоколадное. Сеньор, клубничного?
Сеньор Кастро равнодушно кивнул.
— И два какао с вашими фирменными булочками, — закончил заказ я.
Мы встречались с ним в детском кафе в одном из центральных куполов. Всегда здесь, в этом кафе, все разы. Почему — не знаю, не мой выбор; какие-то у сеньора с детским кафе были ассоциации. Знаете, у людей, читающих детективы, всегда есть какие-то навеянные романами пунктики, никак не связанные с реальной жизнью. Но не смеялся над этим выбором даже мысленно — а почему бы, собственно, и не здесь?
— Вот следующие имена. Пять дел, двенадцать человек. — Положил на стол жёлтую папочку с распечатками, отобранными Паулой и ребятами.
— Хорошо, — кивнул сеньор. — Я размещу. Но Хуан, на сей раз прошу не говорить, кто из них будет конечной целью.
Я пожал плечами. Нехороший звоночек.
— Как скажете.
Помолчал, пронзая его глазами.
— Сеньор, проблемы? Кто-то вам угрожал?
Мимо, мой компаньон даже не дёрнулся.
— Тогда что случилось, почему вы сам не свой? — требовательно сузил я глаза.
Он молчал долго. Бегал глазами вокруг, боясь встретиться с моими. Затем скривился, и только приготовился отвечать, как официант принёс мороженное и какао.
— Вот, сеньоры. Приятного аппетита.
Я взял свою вазочку и принялся трескать шоколадное. Люблю хорошее мороженное, а доводится есть его редко. Как-то не до сладостей.
— Сеньор, мы делаем большое дело, — решил я немного развеять атмосферу и настроить его на рабочий лад. — Каждый из нас свою часть, небольшую, но в целом одно дело, и дело это огромно. Не мне говорить вам о его важности.
Сеньор Кастро подвинул к себе вазочку с клубничным и стал неохотно ковырять его ложкой.
— Если у вас какие-то проблемы, вы должны рассказать, — продолжал давить я. — Потому, что в случае чего, пострадаете не только вы.
— Хуан, сколько тебе лет? — усталым голосом произнёс сеньор.
— Почти двадцать.
— Двадцать!.. — потянул он. — Ты молод, горяч, считаешь, что всё в этом мире вам, молодым, по плечу. Так?
Я кивнул.
— Это не так, мой мальчик. — Сеньор Рохелео поднял-таки наконец глаза и покачал головой. — В двадцать я тоже так думал, но… Позже передумал. Не всё нам подвластно. — Пауза. — А самое главное, что за всё потом в этой жизни придётся платить! Даже за мечты.
— То есть вы хотите «соскочить», — перевёл я его рассеянный монолог на испанский.
Он скривился, его даже покоробило.
— Нет, не то, что хочу! Скорее наоборот, не хочу! Ты оказался тогда прав, это, действительно, кайф, лицезреть, как оживает дело твоей жизни. Как подонки, на которых ты годами собирал материалы, получают воздаяние. Но… — Вздох. — Хуан, я против УБИЙСТВА!!!
Сеньор воскликнул шёпотом, чтобы не привлекать внимания — вокруг были семьи с детьми, оно нам ни к чему. — Понимаешь, юноша, когда я всё это собирал, я хотел, чтобы они получили воздаяние, ты прав в формулировках. Но представлял я его себе сильно иначе.